Мелькнуло в голове с детства откуда-то запавшее: эх, нам бы ночь простоять да день продержаться.
Он решительно бросил в рот таблетку и, поколебавшись с полминуты, добавил еще одну.
Надо быть максимально трезвомыслящим и бодрым.
Стимулятор подействовал уже через пару минут. Вениамин Игнатьевич почувствовал прилив сил, апатия и первые признаки депрессии растаяли без следа, голова стала ясной, мысли чёткими.
Он ещё раз обработал пострадавшую от киборга часть тела заживляющим и одновременно обезболивающим гелем и задумчиво почесал переносицу. Надо бы придумать какую-нибудь мягкую прокладку под задницу. А то есть стоя неудобно и вызовет у всех слишком много вопросов.
Немного поразмыслив, Вениамин Игнатьевич достал из недр своего немалого багажа мягкий кашемировый шарф, подарок благодарной пациентки, аккуратно свернул в несколько слоёв и сунул себе в штаны. Скептически осмотрев себя в зеркале, поменял брюки на более плотно прилегающие. Не хватало, чтобы шарф выскользнул в самый неподходящий момент.
Закончив все приготовления, Вениамин Игнатьевич налил себе чашку тонизирующего чая и задумчиво уставился в пространство. Пора подумать всё же о произошедшем. Нельзя постоянно прятать голову в песок.
Вениамин Игнатьевич не зря считался очень хорошим врачом, здравый смысл и холодный рассудок были, без сомнения, его сильными сторонами. Последние несколько дней оказались слишком неординарны и непохожи на его обыденную жизнь, так что ничего удивительного, что всё происходящее просто-напросто выбило его из привычной колеи. Сделало каким-то сумасшедшим неврастеником, да плюс ко всему прочему выявило внезапно не вполне традиционные пристрастия.
Да ладно еще, что возжелал представителя собственного пола. Это вполне даже объяснимо: парень и вправду очень хорош собой, плюс секс с женщинами уже немного приелся многоопытному доктору… С мужчинами в возрасте и не такое случается.
К тому же чем-то этот патлатый киборг поразительно похож на Ленку. Самое большое достижение и самое большое разочарование в жизни доктора Бобкова.
Но вот кем Вениамин Игнатьевич никогда не был, так это мазохистом. И становиться им не собирался. Он в задумчивости побарабанил пальцами по столу, погрел ладонь о чашку с горячим чаем, чуть поморщился от стрельнувшей в ягодицу боли и решительно кивнул сам себе: всё это результат усталости, воздействия алкоголя и нервного перевозбуждения. Весьма опасное сочетание. И все же трудно поверить, что он мог позволить себе так… расслабиться. Что это было? Наваждение, колдовство? Хотя думалось, что при всех своих невероятных и нечеловеческих способностях наводить порчу киборги все же не научились. Ну что ж. Ошибки тем и ценны, что дают возможность переосмыслить происходящее. Видимо, и в страсти нужна передышка. Зато теперь отдохнувший разум сможет полностью сосредоточиться на достижении Цели.
Теперь надо исправлять ошибки, допущенные так неосмотрительно, и главное — отомстить наглой машине. Теперь это уже дело чести. Главное, чтоб эта тварь не успела сбежать с транспортника, вот тогда действительно — дело швах. Экспедиция сорвётся раньше времени, и Стасик сможет вывернуться: всё-таки побег навигатора будет считаться форс-мажором, и неустойку с него не стребуют, и горящая задница будет вопить о несостоявшейся вендетте до конца жизни доктора Бобкова.
Вениамин Игнатьевич взглянул на часы: до официального подъёма и завтрака ещё добрых полтора часа, люди спят, киборг затаился у себя в каюте. Наверное, строит коварные планы по порабощению доктора Бобкова. Но вряд ли у него что-то получится. Все же машина, хоть и обретшая разум, человеку не соперник. Доктор усмехнулся: «Рабы — не мы».
Он откинулся головой на спинку кресла. Поспать не удастся. Стимулятор последнего поколения дал организму заряд бодрости на четырнадцать часов. Потом придётся позволить отдохнуть и мозгу, и телу.
Нужно поспешить с разгребанием Авгиевых конюшен, которые он сам себе и навалил. Но пока на корабле царят тишина и покой, пусть призрачные и ненадёжные, можно отвлечься от тяжёлых дум о настоящем и нырнуть в прошлое, хоть и не безоблачное, но уже ставшее историей. Маленькой личной историей Вени Бобкова.
Весёлая лёгкая жизнь с Ленкой вдруг обернулась другой своей стороной. Одно дело мотаться по походам и молодёжным тусовкам, жуя бутерброды и изредка ночуя в палатках и негигиеничных спальниках, при этом в итоге возвращаться домой, к бабушкиным борщам и пирожкам, к тёплой и удобной постели, чистым носкам и свежевыглаженным рубахам. И другое — жить в состоянии похода постоянно. Когда вместо вкусных горячих обедов в худшем случае пицца из соседней забегаловки, в лучшем — полуфабрикаты из супермаркета. Когда вместо хрустящих от чистоты и глажки сорочек — мятые футболки. Глажкой Ленка не заморачивалась. Пожимала плечами: а зачем? Всё равно изомнётся. Поэтому вместо брюк Веня начал носить джинсы, вместо пиджаков — спортивные куртки и свитера.
Но и это было не самое страшное. В доме часто тусовались малознакомые, шумные, непонятные и неприятные Вене парни и девушки. Нет, они не устраивали попоек, не курили «траву», они просто постоянно были, сменяя друг друга странным, бесконечным калейдоскопом лиц. Пресловутые чистые носки часто оказывались на чужих ногах, принесённые от бабушки пирожки — в чужих желудках.
Почти традицией стало, что субботним ранним утром в дверь звонили, стучали, открывали неизвестно откуда взявшимися ключами незнакомые люди, а то и ксеносы, гуманоидные и не очень.
Веня похудел и спал с лица. Самое ужасное, что дрессуре Ленка не поддавалась, более того — Веня с ужасом начал осознавать, что потихоньку привыкает к безалаберной полукочевой жизни, привыкает жить в цыганском таборе, питаться пельменями и готовыми котлетами, носить футболку по три дня… Потому что все бытовые неудобства, все шумные толпы бесконечных друзей забывались, становились фоном, ничего не значащими мелочами, стоило заглянуть в голубые Ленкины глаза, подёрнутые влажной туманной дымкой, вдохнуть горьковатый аромат её рыжих локонов, ощутить под рукой хрупкие угловатые плечи.
И приходила спасительная умиротворяющая мысль: ничего, перебесится, успокоится, они переселятся в хорошую удобную квартиру, будут отдыхать не в бесконечных походах у костра, а в дорогих отелях, на берегу тёплого ласкового моря, с вкусными коктейлями в руках, а не с кружкой чая, заваренного на лесных травках, с плавающими в нём трупами кровососущих насекомых.
Но гром грянул неожиданно, очень неожиданно для всех участников событий. Веня, очень перспективный к тому времени молодой доктор, получил довольно заманчивое предложение на прохождение практики (с возможностью дальнейшего трудоустройства) в престижной клинике столицы Нового Бобруйска.
Молодой доктор Бобков летел домой, не чуя под собой ног. Накупил по дороге дорогих фруктов (даже пару ломтиков процыкулыра приобрёл), хорошего настоящего шампанского и ароматических свечей.
Но Ленка, внимательно его выслушав, почему-то восторгов не разделила. Она грустно и внимательно посмотрела на мужа и вздохнула:
— Веня, ну какая столичная клиника? Мы молоды и свободны. Я не хочу превращаться в светскую даму и ходить с тобой по приёмам, манерно оттопыривая пальчик. Это скучно и пошло. Давай отложим? Этим всем мы успеем заняться в старости. Я нашла для нас хороший вариант — в передвижной военный госпиталь требуются специалисты широкого профиля. Мне очень полезно будет, да и тебе тоже. Три года поработаем, материала на диссертации наберём…
Ленка смотрела на Веню щенячьими глазами, потом жалобно вздохнула и потёрлась холодным носом о его плечо.
Отказать Ленке было невозможно. И он принял ее «вариант». Правда, Веня не сказал ей, что выговорил себе в клинике полгода отсрочки — вдруг Ленке всё же надоест работать в грязи и крови и она захочет вернуться пораньше. Да и сам госпиталь мог оказаться вполне ничего себе, финансирование армии всё же у Федерации в приоритете. Правда, Веня решил специализироваться на терапии и диагностике, но опыт полевой хирургии мог оказаться полезным.