А ведь совсем недавно казалось, что вот она — Бездна и выхода нет.
Вениамин Игнатьевич прикрыл глаза, и мысли сами собой повернули в недалёкое прошлое, неприятное, но от него никуда не деться, да…
***
Он помнил, как наутро после празднования победы (как очень скоро выяснилось, преждевременного празднования) опять закрутился странный водоворот абсурда и нелогичности.
К счастью или к несчастью, на Вениамина Игнатьевича в тот момент словно бы опустилась плотная серая пелена, которая, с одной стороны, окутала сознание мраком и безысходностью, а с другой — не давала в полной мере осознать весь ужас происходящего, признать и принять своё поражение.
А абсурд и безумие опять ворвались в действительность и правили там бал со всей своей маниакальной страстью.
Вместо видевшегося в мечтах спокойного и ленивого месяца, проведённого наедине со скальпелем и диктофоном за методичным вскрытием икринок меракийцев, Вениамин Игнатьевич вновь очутился в водовороте событий. Уставший, воспалённый мозг с трудом отслеживал какие-то шизофренические события: вот безумный дед на заброшенной планете, палящий из допотопного оружия и швыряющийся помидорами, который в конце концов позволил им погаситься. Вот транспортник, пришпоренной клячей летящий по новому маршруту, проложенному рыжей гадиной. Довольные клиенты, цистерна со святой водой, куда Полина поместила икринки негуманоидов, денежная компенсация от правительства Мерака за сохранность потомства их граждан…
И лица, и глаза… Их глаза. Дэна и Стаса. Стаса и Дэна. Почему-то в конце концов они слились в один взгляд. Спокойный, почти умиротворённый и в тоже время цепко следящий за ним, за доктором Бобковым. Это становилось похожим на помешательство. Вениамину Игнатьевичу начинало казаться, что все всё знают. Или только эти двое?! Стас всё знает, гадина ему всё рассказала. Но почему он тогда молчит?! Ходит к нему в медотсек, пьёт чай, широко улыбается и радостно хлопает старого друга по плечу:
— Эх, Венька! А жизнь-то налаживается!
Вениамин Игнатьевич смотрел в такие знакомые серые глаза и удивлённо думал: а разве они не должны быть голубыми? И гадал: Стас все знает и мастерски прикидывается? Или это паранойя тянет к доктору свои обманчиво ласковые руки, приветливо подмигивая голубым (или всё же серым?) глазом?
А команда безумцев всё лезла и лезла в разные, самые неожиданные, опасные и просто неприличные места. И им всё сходило с рук.
Экипаж транспортника мотало из стороны в сторону, из крайности в крайность. Сегодня они изображали торговцев коноплёй на бандитской Ярмарке, завтра спасали рудокопов на Самородке… И опять карусель из космопортов, бывших сослуживцев Стаса, мамы Полины (та ещё штучка оказалась!), озабоченной кошки (почему все особи женского пола у них на транспортнике — шлюхи?!), и везде, везде этот киборг! Который в конце концов перестал-таки походить на манекен или пособие для студентов-медиков, а вновь стал навигатором безымянного транспортника, худым рыжим парнем со злым прищуром голубых до невозможности глаз, стальной полосой связавших доктора по рукам и ногам.
От мелькания картинок и событий стало часто подташнивать, голова постоянно была чугунной, а во рту, казалось, навеки поселился кисловатый привкус вечного похмелья. Да и стоило себе признаться — Вениамин Игнатьевич стоял на пороге нервного срыва или хронического алкоголизма. Засыпать без стакана коньяка не получалось теперь никогда. По утрам дрожали руки и мир казался серым и безжизненным. Но не пить Вениамин Игнатьевич уже не мог. Он пил от безысходности, тоски и страха. Страха перед рыжей гадиной, перед разоблачением. Он почти в каждом космопорту порывался уйти, сбежать, но не мог, понимая, что это будет полным поражением.
А Цель Всей Жизни была уже вовсе не так желанна и с каждым днём всё больше казалась Самой Большой Ошибкой всей жизни.
Вениамин Игнатьевич всё чаще задавался вопросом: как так получилось, что какие-то идиоты, очень и весьма недалёкие люди выигрывали у него эту партию с разгромным счётом? Причём, как опасался, Вениамин Игнатьевич, возможности реванша у него не будет.
С каждым днём было всё тяжелее играть роль доктора-добряка. Тянуть губы в улыбке, слушать озабоченно-счастливого Стаса, который вновь стал словно выше ростом, расправил плечи и полностью окунулся в кочевую жизнь дальнобойщика.
И вот когда Вениамин Игнатьевич окончательно отчаялся и устал бороться, именно тогда, на самой грани, и появился он — Единственный и Последний Шанс. Вспомнилась старая как мир истина: каждому даётся испытаний по силе его. Надо только суметь их выдержать. Вениамин Игнатьевич смог — и был вознаграждён.
***
Вениамин Игнатьевич открыл глаза и оглядел не слишком просторную, но очень удобную и уютную комнату. Взял со стола кофейную чашку, отхлебнул кофе и поморщился. Ароматный напиток безбожно остыл. А всё кто виноват? Стасик виноват. По-прежнему занимает все думы и помыслы доктора Бобкова. Но ничего, это пройдет.
Надо, кстати, навестить его. Хватит прятаться, пора снять маски. Устал Вениамин Игнатьевич притворяться.
Но вставать было лень. Лучше выпить ещё кофе, хорош он у господина Уайтера. Как в лучших кофейнях Нового Бобруйска.
Вениамин Игнатьевич нажал кнопку на ручном комме, и тут же перед ним материализовался высокий молодой человек приятной, но незапоминающейся наружности. Служебная «семёрка» Уайтера. Вениамин Игнатьевич коротко отдал распоряжение и проводил фигуру киборга рассеянным взглядом.
Вот, всё же правильно делать биомашины такими — невзрачными, не привлекающими внимания. Во всяком случае, DЕХ’ов — так точно. И глядеть не противно, и лишних эмоций не вызывает, да и чувств странных и необычных тоже.
Вениамин Игнатьевич вновь вспомнил рыжую гадину и передёрнул плечами. Жаль всё-таки, что он сдох вот так, почти не мучаясь. Планов на него у доктора было — громадьё!
***
Вениамин Игнатьевич вновь задумался.
На насквозь криминальную Ярмарку они попали стараниями незабвенного рыжего навигатора, потому как там было «самое удачное для них расположение гасилки». Вениамин Игнатьевич тогда жутко возмутился поведением Стаса: ладно жестянка безмозглая, но он же капитан! Как он может так рисковать жизнями экипажа!
Но Стас доверился «интуиции» (смешно даже!) киборга, и они направились прямиком в бандитское гнездо.
К счастью, самому Вениамину Игнатьевичу в это логово преступности идти не пришлось. Отправился Стас и глупая девчонка Полина. Вениамин Игнатьевич не уставал удивляться какой-то безбашенной, что ли, почти детской наивности этих людей.
Ведь вот — Степянку они прошли, Балфера пережили. Уж, кажется, хватит искушать судьбу! А их всё тащило и тащило к новым приключениям, и у Вениамина Игнатьевича то и дело возникало странное чувство, что они им нравятся, эти приключения. Просто нравятся. Что эти непонятные, а потому пугающие люди добровольно ищут себе эти самые приключения на седалищные мышцы, или на задницу, по-простому говоря.
К счастью, всё обошлось. На Ярмарке никого не убили, их не разоблачили и позволили погаситься.
А Вениамин Игнатьевич именно в тот миг ясно понял: долго он так не выдержит. Надо что-то делать, надо исправлять положение всеми известными и доступными способами, иначе в луже собственной рвоты свои дни закончит он, доктор Бобков, а не ненавистный Стасик Петухов.
Тогда ещё Вениамин Игнатьевич не знал, что судьба готовит ему вознаграждение за все его муки, что он достойно принял все испытания, вплетенные в нить его жизни тремя сестрами — пряхами человеческих судеб. И вот Атропос, старшая из сестер, готовит ему неотвратимую плату.
Но в тот миг Вениамин Игнатьевич в очередной раз попытался перехватить у Клото нить свой судьбы. Те несколько часов ожидания на орбите Ярмарки Вениамин Игнатьевич провёл с пользой.