— Понял, — ответил Сократ. — Но какой же вопрос ты хотел мне задать?
— А, вопрос! О чём я хотел его спросить? — обратился он к дружкам. — Напомните мне, какой вопрос.
Те стали кривляться и говорить глупости, пританцовывая вокруг Сократа.
— Если ты не можешь вспомнить, какой вопрос ты собирался мне задать, — сказал Аниту-младшему Сократ, — я пойду.
— Вспомнил! — хлопнул себя по лбу Анит. — Ответь: кто родился трижды, но ни разу не умер?
— Ты, — не задумываясь ответил Сократ. — Сначала как сын своего отца, затем — как мой ученик, теперь — как пьяница.
— Ты предсказывал мне это, и твоё предсказание сбылось. Ты спутался со злыми силами, Сократ, и за это афиняне тебя накажут.
— Умный сам управляет своей судьбой, а глупого она влачит по грязи, Анит. Мне жаль тебя, — вздохнул Сократ. — И себя жаль. Потому что я зря потратил время, пытаясь образовать твой ум. Из каменных яиц цыплята не вылупляются, сколько их ни высиживай.
— Не об этом ты пожалеешь, — зло сказал Анит. — О другом! Вспомни, что ты сказал на Агоре, когда мой отец и Ликон призвали народ проголосовать за отстранение Алкивиада от командования афинским флотом. Ты сказал тогда: «Анит и Ликон погубили Афинский морской союз». Вот за это ты и поплатишься.
— Но ведь я оказался прав, — возразил Сократ. — Союза больше нет, Афины стали третьестепенным государством, а твой отец и Ликон, как и их предшественники, оглядываются на Спарту.
— Тьфу! — плюнул Анит. — Какой же ты... Прощай! — махнул он рукой. — Я по тебе плакать не стану.
Компания удалилась, хохоча.
«Анит и Ликон погубили Афинский морской союз». Хорошо сказано. Сократ думал, что все давно забыли об этих его словах. Но они, оказывается, живут, не дают покоя Аниту и Ликону и при первой же беде, от которой Афины теперь не застрахованы, потому что нет ни сильной армии, ни флота, ни прочной поддержки островов, лягут на стол судей как тяжкое обвинение против Анита и Ликона. Критий и Лисандр убили Алкивиада, а Ликон и Анит хотят убить добрую память о нём и тем оправдать свою преступную глупость. И чтобы начать это низкое дело, хотят осудить его, Сократа, если не на смерть, то на изгнание. И вместе с ним ещё раз изгнать или убить Алкивиада. Опорочить, чтобы изгнать. Оклеветать, чтобы убить.
IX
Холм Ареса, Ареопаг, возвышается близ Акрополя, в нескольких десятках шагов от Пропилей. Холм каменный, на нём ничего не растёт. К Акрополю он обращён крутой скалой, в которой вырублена лестница — подъём к небольшому зданию, в котором перед началом суда собираются вершители судеб, бывшие архонты, во главе с архонтом-басилевсом, царём-правителем Ареопага. Отсюда архонты спускаются по тропе к естественному амфитеатру и ещё ниже, к длинному мраморному столу, и садятся на устланную шкурами скамью лицом к амфитеатру. Амфитеатр заполняют члены дикастерия, присяжные, избираемые по пятьдесят человек от каждого из десяти афинских округов. Справа от стола архонтов — место для обвинителей, каменный куб, покрытый циновками. Слева — такой же куб, место для обвиняемых.
По склону Акрополя, который намного выше Ареопага, — заросли дикой маслины. Над ними — крепостная стена, над которой, если смотреть из амфитеатра, возвышается величественный Парфенон, мраморный гимн в честь Афины. Оттуда, из-за Парфенона, восходит солнце, златошлемый Гелиос, защищающий праведных и ослепляющий преступников. К западу от Ареопага, за дорогой, другой холм — Пникс. На плоской, чуть покатой вершине Пникса, трибуна стратегов и место народных собраний. Под Пниксом — тюрьма. Вход в неё виден с Ареопага. Три холма — три основы жизни афинян: Акрополь — святилище Афины, прибежище разума, могущества и совершенства, Ареопаг — судилище, где карают от имени богов и народа, Пникс — место волеизъявления народа.
И всё же тюрьма не под Акрополем и даже не под Ареопагом, а под Пниксом. Главенствуют здесь не боги и не законы, а человеческие страсти. Последнее слово за ними; впрочем, последнее ли, если за смертью — другая жизнь... Когда на всех холмах восторжествует мудрость, она восторжествует и в душах людей.
Симон сказал, что в день суда будет плохая погода и суд не состоится — это было предсказание прорицателя Евтифрона, к которому Симон обратился накануне суда. Увы, предсказание Евтифрона не сбылось: день выдался ясным и тёплым, как тому и подобает быть в месяце мунихионе.
Сократа на суд сопровождали его друзья и ученики. Они же были и его свидетелями. Миновав храм Зевса, они пошли по извилистой тропе вверх. Уже цвели оливы, живо пересвистывались в кустах дрозды. Парфенон то всплывал над кущами деревьев, когда тропа поворачивала к нему, то скрывался за густой высокой зеленью, влажной от утренней росы, когда тропа ложилась вдоль склона.