Он давно уже знает эту особенность слов — не только быть связанными в мыслях с тем, что они обозначают, именами и названиями чего они являются, но и вступать в прихотливую связь с другими словами, вещами, явлениями, людьми, не обозначая их, а только напоминая о них, воскрешая в памяти. И вот, когда он подумал об облаках, плывущих над Афинами в высоком синем небе, он вспомнил Аристофана, своего давнего друга, которого нет сейчас в Афинах, потому что его пригласили куда-то, где ставят в театре его очередную комедию. Аристофан моложе его лет на двадцать, но велик и признан давно, и его блистательные комедии разыгрываются в театрах Эллады с непременным успехом. Это прекрасно. Но в этих комедиях нет-нет да и высмеивается он, Сократ, чудак и незадачливый софист, каким он, Сократ, представляется многим. Первую такую комедию Аристофан назвал «Облака». Вот почему Сократ вспомнил об Аристофане, подумав об облаках...
То, что Сократ не признает отечественных богов и развращает молодёжь, не Мелет придумал в своём обвинении. Это даже не выдумка давно озлобившегося на Сократа демагога Анита, «бобового вождя». Афиняне болтают об этом уже давно, потому что эти обвинения вообще касаются софистов, этих бродячих чужаков, которым афинские боги и законы не указ. За это судили и Анаксагора из Клазомен, и Протагора из Абдер. Анаксагор, друг и учитель Перикла, говорил, что мировой материей движет Разум и что, стало быть, мир не нуждается в богах, что солнце — это всего лишь раскалённый камень, а не божественный лик Гелиоса, а луна — только обломок земли. Вся философия для афинян чужестранка, изобретение хитроумных врагов, достойное уничтожения. Афинской философии не существует. Даже Солона, который выдвинулся на роль отечественного философа, они вынудили убежать в Египет. А тут какой-то Сократ, бедняк, оборванец, заявляет, что, познавая себя — ах, ах, какая важная персона! — он познает истину мироздания, что в нём живёт демоний, голос некоего божества, наставляющего его на путь разума и справедливости. И вот ведь ещё какая дерзкая выдумка: будто Дельфийская Пифия сказала, что Софокл мудр, Еврипид мудрее Софокла, а Сократ — самый мудрый из афинян. Какая ложь, какая наглость, какое самомнение!..
Следует изгнать Сократа из Афин, как и всех прочих софистов, и тогда афиняне спокойно займутся своими главными делами — пересудами, сутяжничеством, вымогательствами и крючкотворством. Вот и Аристофан однажды сказал об афинянах горькую правду: «Ваше единственное занятие — сутяжничество». А Лисий... Ах, Лисий, добрый человек. Оратор Лисий написал для Сократа защитительную речь, которую тот должен был, по мнению его друзей, произнести сегодня на суде. В этой речи Лисий льстил афинянам, и уж так льстил, что читать его прекрасно написанную речь было стыдно. Сократ вчера так и сказал Лисию:
— Прекрасная речь, мой Лисий, но для меня неподходящая.
— Как же прекрасная речь может быть для тебя неподходящей? — резонно заметил Лисий.
— А вот так, — ответил ему Сократ, возвращая свиток с речью. — Разве и прекрасные наряды не были бы для меня сегодня неподходящими?
В одном Лисий был прав, сочиняя речь: афиняне любят лесть.
Сегодня Сократ надел новый хитон, но от нового плаща, который подарил ему Критом, отказался, сказав: «Если я мог жить в старом плаще, то и умереть в нём смогу».
Старый привычный плащ. Чёрный. Укрыться им — и умереть...
Хулу на Сократа возводили глупые, сильные, злые, честолюбивые, порочные, трусливые, жадные, ничтожные, продажные — и он смеялся над ними, презирал их, даже ненавидел, клеймя их словами Гомера: перед мудрым Одиссеем глупая чернь должна молчать.
Сначала Сократ обиделся и на Аристофана за то, что тот наговорил о нём в своей комедии «Облака» много вздора и небылиц. Но потом простил Аристофана, а позже крепко подружился с ним, объясняя перемену своего отношения к поэту тем, что тот вывел в комедии не его, не Сократа — философа, любителя мудрости, а софистов, мнимых мудрецов, каковым афинянам представляется порой и Сократ. И всё же с той самой поры, как была поставлена в театре Диониса комедия «Облака», о нём заговорили как о богохульнике и развратителе молодёжи. Это там, в «Облаках», о нём впервые сказано, что он не признает богов Олимпа, а обожествляет облака, что он «проповедник тончайшей чепухи», обучает юношей, как выдать ложь за правду, как выскользнуть из рук кредиторов и поколотить родителей, если те скупы чрезмерно.