Да, таким он мог бы быть, когда б и впрямь был софистом. Но он не софист. Подобно Пифагору, он называет себя философом, любомудром, искателем мудрости, её почитателем. Он ничему никого не учил, а только вместе с другими, беседуя, пытался докопаться до истины, которая, как дар Божий, записана в человеческой душе. А если и учил чему-то, то только тому, как надо учиться и почему, познав себя, человек познает всё мироздание. Он с любовью принимал истину, помогая ей родиться, выбраться из хлама ложных мнений и предрассудков с помощью искусства беседы, которое он называл повивальным искусством, тэхнэ маевтикэ.
Страсть овладеть этим искусством пробудилась в нём давно. Однажды кто-то рассказал ему, что философ Анаксагор утверждает, будто всему в мире сообщает порядок и служит причиной Ум. Сократу это очень понравилось: значит, можно выйти из любого затруднения, если всему причина Ум, рассудил он, а не воздух, огонь, вода, эфир, как говорят другие мудрецы. Размышляя тогда об этом, он пришёл к выводу, что всему причина не просто Ум, а божественный Ум — источник всего. А потому, чтобы познать мир, надо познавать не предметы мира, а их источник, который предшествует им и существует сам по себе как понятие, как принцип, как идея. А вещи, предметы мира потому являются такими, какими они существуют, что причастны этим понятиям, принципам, идеям. Прекрасные вещи причастны прекрасному самому по себе, благие деяния — благу самому по себе, великие поступки — великому самому по себе. И так — всюду и всегда. И в человеке всё обусловлено божественными причинами, а душа его — божественным разумом. И кто познает себя, тот познает божественный разум и всё мироздание. В этом, и только в этом, великий смысл изречения, начертанного в Дельфах на стене храма Аполлона спартанцем Хилоном: «Познай самого себя». Это самый надёжный путь познания. И единственный. Не через пророчества, гадания, приметы, знамения и сны — хотя и этим пренебрегать не надо, — а через познание самого себя, своей причастной божественному разуму души. И человек настолько добродетелен, насколько приобщился к божественной мудрости. Добродетелен Философ. Он стоит между Богом и людьми, погрязшими в невежестве и, стало быть, в пороке. Невежество — самый ужасный порок, потому что является самым страшным оскорблением Бога. А ведь и надо-то всего, чтобы человек вспомнил о прежних знаниях, которыми насытилась его вечная душа в бесконечных странствиях по этому и тому миру, видимому и невидимому... Философия достойна любого трона, а философ — любой короны. Миром должны править знающие...
— А не бобовые вожди! — выкрикнул Сократ и рассмеялся.
XI
Первой навестила его в тюрьме Ксантиппа. Тюремщик разбудил Сократа:
— Уже светает. К тебе пришла жена.
— Хорошая ли погода? — спросил Сократ, поднимаясь со своего тюремного ложа и потягиваясь.
— Хорошая. Всю ночь светили звёзды, да и теперь небо ясно.
— А в каком настроении моя жена?
— Она плачет. Привести?
— Да, приведи. Это моя жена: в хорошую погоду может плакать только она. Но окажи мне одну услугу, — попросил Сократ, — не оставляй меня с женой слишком долго. Никакими словами нельзя изменить погоду, и никакими словами я не смогу утешить жену... Понял ли ты, о чём я тебя прошу?
— Понял, — ответил тюремщик. — Но жену можно утешить иначе, — усмехнулся он. — Или, кроме слов, у тебя для утешения жены ничего нет? Если есть, я стану приводить её к тебе каждый день, но, сам понимаешь, за плату. Много не возьму, — поспешил добавить тюремщик.
— А за то, чтобы выпустить меня отсюда, ты взял бы много? — спросил Сократ. — Во сколько ты оценил бы мою свободу?
— Ты получишь её бесплатно, — сказал тюремщик. — Правда, для этого тебе придётся отправиться на тот свет. На том свете, говорят, лучше, чем здесь. Ты что-то об этом знаешь?
— Скоро узнаю, — ответил Сократ.
Конечно, Ксантиппа плакала. Что ещё могут женщины, когда их настигает беда? Они плачут. Но слёзы ничего не могут изменить. Египтянки собирают свои слёзы по покойникам в прозрачные колбочки, чтобы потом похвастаться перед знакомыми и родственниками, как сильно они скорбят. А некоторые из них, надо думать, доливают в эти флакончики воду, потому что притворщицы и обманщицы. Ксантиппа к таким женщинам, разумеется, не принадлежит. У неё дурной характер, но добрая и честная душа.
Всё осмотрела, обо всём расспросила, попробовала воду из кувшина, отломила кусочек тюремной лепёшки, пожевала и выплюнула, поставила на камень свою корзинку со снедью и снова заплакала.