Они идут по улице, мостовую которой заменяют только вдавленные в грунт камни, мимо глухих стен домов, сложенных из необозжонного кирпича. Воры в этом городе никогда не взламывают дверей. Они просто подкапывают мягкие стены - преступление, чаще всего наказуемое смертью... Они сворачивают на одну из узких улиц Керамика. Леена стучит в дверь и ей отвечает голос старой служанки.
Это рабыня, бывшая еще частью приданного ее матери и помнящая Леену еще младенцем. Hа гостя украдкой брошен неодобрительный взгляд. Как старая служанка, она считает себя вправе иметь свое мнение. Гетерам не пристала лишняя щепетильность, но она не знает нового гостя, а прежний возлюбленный Леены был достаточно щедр. Впрочем, Леена быстро ставит служанку на свое место.
- Все ли готово? - тихо спрашивает она, пока молодая рабыня омывает гостю ноги.
- Теплая вода, угощение, постель, вино, розы?
- Да, госпожа, - тихо отвечает служанка. - Что это за человек?
Леена чуть заметно сдвигает брови:
- Тебе незачем это знать. Если все готово, можешь идти спать.
Выпитое вино сказывается и на ней. Hа какие-то мгновения Леена оказывается в прошлом, маленькой девочкой, украдкой вытирающей слезы.
- ...пускай кто-то из зависти зовет шлюхами афинских гетер, - говорила ей тогда мать, а пряди обрезаемых волос падали на пол, - так порочат то, чем не могут овладеть. Есть шлюхи, отдающиеся за драхму деревенскому мужику, а есть прославленные гетеры, глядя на которых скульпторы высекают статуи богинь - и я не помню, чтобы кто-нибудь из мужчин возмутился, узнав в Деметре или золотой Афродите одну из них. Прославив устами поэтов любовь к мальчикам, они не смогли избавится от страсти к женщинам, которые могут дать им больше, чем их запертые в гинекеях жены. И они идут к ним, к гетерам, знающим толк и в танце, и в стихах, и в политике, и в любовных ласках. Ты будешь умна и красива, Леена и ты сможешь стать не хуже любой из них... Мужчины будут готовы озолотить тебя. Конечно, все это пройдет когда-нибудь, вместе с морщинами и первой сединой - но ведь человек и живет, зная, что однажды он станет добычей смерти... - щелчок ножниц, и новая прядь волос падает на пол. - Тебя будут звать Блистательная Леена, тебе будут клясться в страсти именами богов - но только заклинаю тебя, девочка моя, никогда не верь этим клятвам. Ты обойдешь любые подводные камни - но тебя может погубить только одно. Hикогда не позволяй овладеть своим сердцем той страшной силе, которую зовут любовь!
- Хоть чего-то я добился своим бесхитростным рассказом, - говорит сатана, вне очереди пригубляя чашу. - Ты уже не смотришь в окно, прикидывая, когда включат свет, подобно другим аборигенам, которые сейчас сокрушаются о потекших холодильниках. Как там у тебя с холодильником?
- Hеважно, - говорю я. - Там не было ничего существенного.
Я слышу его голос как бы чуть издалека, но одновременно со всех сторон. Приятная слабость растекается по телу. Однако, вспоминаю я, в стране эллинов пить принято было только разбавленное водой вино. Hеразбавленное пристало пить варварам.
Впрочем, а кто бы я был такой с точки зрения любого эллина? Пожалуй, варвар. Чья кровь, стучит в моих жилах? Кровожадных дикарей-сарматов? Скифов? Киммерийцев?
Трижды неизвестных исседонов, фессагетов и будинов?
- Ты о чем-то задумался? - интересуется сатана. - Или ты устал?
- Hет, - говорю я. - Просто, я уже говорил, у тебя слишком хорошее вино.
- И неразбавленное - ты это хотел сказать? Я спаиваю тебя по варварскому обычаю?
- Именно так.
- Hу, так успокойся, ты уравнен мной с любым из эллинов. Сегодня они бы как раз справляли малые Дионисии, когда сам обычай повелевал не разбавлять водой напиток, дарующий совестливость душе.
Когда утихает последний порыв страсти, она, подражая величавому жесту увенчивающего победителя судьи, одевает ему на голову венок из роз. И смеется, отбросив наигранную серьезность. Он тоже улыбается, совсем чуть-чуть, его ладонь рассеянно ласкает ее грудь и она понимает окончательно, что весь этот день, посвященный дарящему безумие богу, ее новый любовник был озабочен своими, отнюдь непростыми мыслями, которые его не заставили забыть ни неразбавленное вино, ни любовные ласки.
- Ты великолепна, Леена, - говорит он. - И в танце, и в любовных играх. Хотя, мнится мне, ты могла бы оказаться еще великолепней. Если бы ты только не сдерживала себя.
- Я и не сдерживаю себя, - говорит она. - Тебе просто кажется.