Господь становится близок нам в причащении не только устами, но и духовном. Он ныне и присно, как бы сходя с небеси, в земном пребывании с нами со-страждет, не гнушается нашей малостью. И мы с верою и дерзновением должны ответно припадать к Нему со скорбями и недоумениями, сомнениями и малодушием. Незримо, неведомыми путями Он приближается к нам, посещает нашу душу, целит её, воскрешает, дарует ей мир и небесную радость, как капли росы её освежающую. В нас появляются новые силы жизни, новая воля к несению своего креста за Ним и вместе с Ним. Посему, христиане, несите ко Христу, присутствующему во Святых Своих Тайнах, и ко Кресту Его свои собственные кресты, ищите благодатного от Него осенения и помощи в молитве, наипаче же в Божественной литургии, в которой «смерть Господня возвещается, дондеже придет» Христос, жизнь наша и радость. Аминь.
5. О всех и за вся!
В литургии приносится крестная жертва Христова, «сие творится в Его воспоминание». Это не есть только человеческая память о ней, но она сама, таинственно продолжающаяся через приношение руками священника, который в нём являет собой Самого «Иерея вовек по чину Мелхиседекову», Господа Иисуса Христа. Господь есть «и Приносящий и Приносимый» (как говорится в тайной молитве на Херувимской).
Любовь Божья к миру и человеку, раскрывшаяся в Боговоплощении, продолжает и ныне являть себя миру в этой вселенской жертве, приносимой за всех людей и о всём человеческом бытии, от лица всего творения, приявшим человеческое естество Сыном Божьим. Она одновременно есть жертва любви Его к Отцу в вечной жизни Святой Троицы, как и Сына Человеческого от лица человечества и всей твари.
В этом смысле со Христом, в Его Богочеловечестве, и мы её приносим Богу. Полноту этой истины и должны мы вместить в своё немощное и ограниченное сознание.
Но можем ли мы говорить о вселенской силе этого жертвоприношения, если оно является ограниченным в пространстве и времени, участвующие же в нём члены Церкви составляют лишь малую часть всего человечества? Принадлежит ли Христу вся эта Его другая часть, или же она остаётся Ему чуждою, неведающею или отрицающею Его?
Извне может так и казаться, что это человечество не есть Христово, хочет принадлежать самому себе, а через то отдаётся во власть «князя мира сего», хотя внутренно и подорванную, но ещё продолжающуюся. Однако, вопреки этой мнимой очевидности, человечество в естестве и судьбах своих остаётся единым. Оно безраздельно воспринято Христом в Его Богочеловечестве. Для нас является ещё тайной, сокрытой в запредельности, как и когда раскроется и осуществится это единство рода человеческого, и жертва ныне приносится лишь христианами от лица Церкви. Однако сила и действенность её распространяется на всё человечество, которое предстанет и на Страшном Суде в этом своём многоединстве. И как в первородном грехе Адама всё оно соединяется, так и в Боговоплощении подаётся ему искупление, хотя и во всём своём многообразии. Таково радостное обетование и упование нашей веры.
Но есть в нём ещё и другая светлая сторона. Вместе со Христом и мы в этом жертвоприношении участвуем, с Ним его соприносим, как «мысленную и бескровную службу». И в этом одновременно выражается молитвенно наша любовь и к Богу, и к человеку. Это есть хваление и благодарение Богу, соединяемые со всяким приношением, относящимся к нашей человеческой жизни.