И снова в ушах моих зазвучали обрывки каких-то речей, только теперь их было больше. Перед глазами вспыхивали странные картины.
«Да благословит тебя всемогущий Господь!» — это произнес улыбающийся мальчик лет восьми, не старше, одетый в прекрасно сшитое по его фигуре епископское одеяние.
Внезапно мне показалось, словно я взлетела в воздух и увидела откуда-то сверху толпу нарядных людей. Раздался детский крик: сперва радостный, а затем — испуганный. Со всех сторон звучал насмешливый хохот. А потом я ясно увидела взрослого мужчину, настоящего великана, который на голову возвышался над толпой. Он был широкоплечий и сильный, но с лицом простодушным, как у ребенка: голубые, слегка мутноватые глаза; толстая нижняя губа, мокрая и подрагивающая. Он был одет в какие-то лохмотья, смотрел прямо на меня и почему-то дрожал от страха.
Усилием воли я овладела собой, стряхнула наваждение и заковыляла прочь от камина, едва передвигая ватные ноги. Но внезапно поскользнулась и рухнула на гладкий паркет.
8
Когда я встала и кое-как добралась до выхода из залы, видения и голоса пропали. С бешено колотящимся сердцем я стояла в коридоре, прижавшись спиной к двери и пытаясь понять, что же такое сейчас видела и слышала.
Ко мне подошел молодой человек с каштановыми волосами. В руках он держал поднос. Это был слуга, один из братьев-близнецов, служивших в этом доме, — кажется, Джеймс. Внешне братья походили друг на друга как две капли воды, даже прически у них были одинаковые, и узнать, кто есть кто, можно было только по их манере держать себя. Джеймс был парень не без способностей, довольно смышленый. А вот брат его Джозеф, напротив, на редкость бестолков и соображал туго. В тот день это был… да, наверняка это был Джеймс. В отличие от всех остальных слуг в этом доме он имел привычку не слишком почтительно смотреть на гостью в упор. И сейчас он с интересом меня разглядывал. Боюсь, теперь обо мне станут судачить на кухне. «Эта Джоанна Стаффорд отличается большими странностями», — наверняка скажет Джеймс сегодня вечером на той половине дома, где обитают слуги.
Ну и пусть! Я расправила плечи и решительно направилась в покои Гертруды.
По здравом размышлении я рассудила, что к сестре Элизабет Бартон мои видения не имеют никакого отношения. Не исключено, что это проделки злых духов, населяющих «Алую розу». В общем, решила я, пусть Гертруда и остальные обитатели дома считают меня сумасшедшей, но другого выхода просто нет: надо рассказать маркизе обо всем, что случилось со мной в большой зале.
Моя покойная матушка не только верила в привидения, но и клялась, что даже была знакома со многими из них, обитавшими в древнем фамильном замке в Кастилии. Отец, разумеется, смеялся над ней. Я как-то заметила ему, что от многих слышала о душах, которые не обрели покоя в загробном мире и продолжают преследовать живых. Может быть, это те, кто умер без покаяния… или же люди, жизнь которых была столь ужасна, что и после смерти они продолжают скитаться по земле. «Нет, Джоанна, — помнится, решительно возразил отец, — подобное никак невозможно. Тут уж одно из двух: человек либо жив, либо умер».
Но я же собственными глазами видела эти картины, собственными ушами слышала странные звуки, причем уже два раза и в одном и том же месте. И сумасшедшей меня назвать трудно.
Переступив порог элегантной гостиной, у дверей которой стоял импозантный слуга в ливрее, я увидела, что Гертруда не одна. Констанции сейчас рядом с ней не было, но на больших подушках с вышиванием в руках восседали две юные девицы лет тринадцати, из хороших семейств. Они исполняли при Гертруде ту же самую роль, что фрейлины при королеве, заодно обучаясь изящным манерам и правилам хорошего тона.
Сама маркиза сидела в своем любимом кресле, обложенная мягкими подушками и откинувшись назад, так что голова ее покоилась на спинке. На ней было платье изумрудного цвета, перехваченное в тонкой талии поясом. Руки, кожа на которых была мягче и нежнее, чем на щеках или шее, лежали на подлокотниках.
Рядом с хозяйкой сидел смуглолицый мужчина, возраст которого я бы определила между тридцатью и сорока. Одет он был в легкую и свободную мантию, хотя явно не принадлежал к служителям церкви. Голову мужчины прикрывала круглая шапочка с тесемками, завязанными под подбородком. Что-то в наряде его показалось мне очень знакомым, но я никак не могла вспомнить, что именно. Возле ног гостя стояла сумка, набитая какими-то длинными предметами, углы которых выпирали под грубой кожей.