Гвендора это, конечно, не касалось. Он сидел за почетным столом, напротив герцога и избранных старейшин, и одинаковым, словно заученным движением подносил ко рту кубок каждый раз, когда провозглашали тосты в честь победителей. Выражение его лица было похоже не на победителя, а скорее на завоевателя, которому безразлично все, что происходит вокруг. Когда было нужно улыбаться, он слегка дергал углом рта, но в целом лицо оставалось неподвижным. Вместе с тем я отчетливо видел, что он не спускает с меня глаз, и поэтому не мог подойти к Рандалин.
Несмотря ни на что, он ухитрился вежливо поговорить с Понтиусом и совершенно очаровал Мануэля. Герцог пожирал его глазами, прижимая к груди неизменный веер и даже забывая ткнуть вилкой в очередное блюдо, которое ставили перед ним. Время от времени до меня доносились восклицания: "И что, всех заложников освободили?" "Только горцы могут быть такими жестокими!" "А луна в Ташире правда такая красивая?"
Чашники расположились подальше от главного стола. Рандалин тоже ела мало. У нее было такое истерзанное тревогой и тщательно скрываемой обидой лицо, что я несколько раз порывался встать. Скильвинг так и не присутствовал ни на пристани, ни на приеме — это тоже было хорошо заметно.
Остальные гости после пяти первых тостов все-таки перестали напряженно смотреть в тарелки. Понтиус расстегнул сначала один, а потом все крючки на камзоле. Видарра наконец перестал давить на окружающих своим защитным полем и придвинул к себе блюдо с жареным поросенком. Остальные, видимо члены городского совета и приближенные герцога, уже поглядывали в сторону оркестра, ожидая, когда начнутся танцы.
Жерар рядом со мной, несмотря на обвязанную голову, ел с большим аппетитом. У меня мелькнула мысль, что теперь он будет чувствовать себя совсем безнаказанно, ссылаясь на повреждение мозга.
— Радость моя, — отозвался Жерар, словно подслушав мои мысли, — ты напрасно полагаешь, что я здесь самый сумасшедший. Наоборот, я единственный занимаюсь исключительно правильным и возможным в данной ситуации делом. Я набираюсь сил, потому что они нам скоро понадобятся.
— Почему ты так думаешь?
— А ты посмотри на взгляды, которыми обмениваются все достопочтенные гости. Сколько в них взаимной любви, сколько доброжелательности! Я готов прослезиться, но боюсь, что это помешает мне быстро жевать. Здесь все любят друг друга — магистры чашников любят нас, старейшины любят герцога, тот отвечает им не менее пылкой страстью. Наш бедный Гвендор вообще скоро задохнется под напором всеобщего восторга. Эта рыжая кошка была права, хоть и не достаточно настойчива — самое время уложить его в постель недели на три.
Он помолчал, покосившись на Рандалин обычным двусмысленным взглядом, но в нем после Эмайны сквозило скрытое уважение.
— Впрочем, бьюсь об заклад, что она все равно уложит его в постель. Тут человеку в его состоянии и придет конец.
— Не говори ерунды, — начал я, и в этот момент Гвендор поднялся. Он шел прямо к столу, где сидела Рандалин.
— Знаешь, что меня больше всего пугает в нашем Великом Магистре? — шепотом сказал Жерар, наклоняясь ко мне. — То, что он всегда пытается поторопить судьбу. Вместо того, чтобы забиться в дальний угол, и надеяться, что она тебя минует.
— Ты опять собираешься подслушивать? — спросил я подозрительно.
— Нет, — Жерар с деланным равнодушием пожал плечами. — Полагаю, я не услышу там ничего интересного.
Вот так и получилось, что следующую сцену мы пропустили, и поэтому о ней нам рассказал Бэрд, который как раз не страдал лишним любопытством. Он просто следил за Гвендором как за своим пациентом, начиная с того момента, как он приблизился к Рандалин.
— Не уделит ли достославный магистр великого Ордена пару минут для беседы? — он слегка поклонился, и она опять не увидела выражения его глаз.
— Неужели вы хотите потанцевать со мной? — Рандалин удивилась, насколько хрипло прозвучал ее голос. Она сама не заметила, как поднялась и положила руку на его рукав, как всегда, обернутый плащом. Она попыталась заглянуть в его глаза, он смотрел в сторону на танцующих. Холодное выражение лица настолько пугало ее, что она даже не знала, что и подумать.
— Нет, я хотел бы поговорить с вами, блистательная Рандалин. И желательно без посторонних ушей.
На этот раз она почти ухитрилась посмотреть ему в глаза. Ни капли человеческого чувства, словно захлопнутые окна. Почему-то она вспомнила, как рыдала на полу его камеры, и какое лицо у него было тогда.
— Хорошо, — сказала она, стиснув зубы. — Пойдемте, я знаю в этом дворце несколько мест, где не очень велика вероятность, что подслушают.
Она провела его по краю зала, чуть не наступая на ноги танцующим и жующим, и нырнула под крайнюю портьеру. Дальше был темный коридор и небольшая дверка под лестницей, ведущей на хоры, где обычно размещался оркестр.
— Говорите, Великий Магистр, — сказала Рандалин, закрывая дверь. Она не удержалась и добавила: — Думаю, что только дело величайшей важности заставило вас оторвать меня от такого великолепного празднества.
Он, казалось, не заметил ее иронии.
— Сегодня утром вы утверждали, будто мне нужна помощь, — начал Гвендор.
Кровь бросилась в лицо Рандалин, и она подняла руки к щекам.
— Небо, неужели вы до сих пор на это обижаетесь? Но это же нелепо, хорошо, я ошиблась, я попросила прощения и взяла свои слова обратно. Вы слишком обидчивы даже для Великого Магистра, или вы получили в наследство от Ронана все его комплексы? — быстро заговорила она. Вдруг до нее дошло, что он стоит, слегка наклонившись вперед, и держится одной рукой за спинку кресла.
С его лица полностью исчезло равнодушно-презрительное выражение, теперь это было лицо живого человека с огромными темными глазами, горящими лихорадочным блеском, И это лицо кривилось от боли.
— Простите, — прошептал он, — я не хотел… там, чтобы все видели… Рандалин, только вам… Если можете, позовите лекаря.
На этом речь закончилась, потому что он упал, боком соскользнув с кресла, и растянувшись ничком на полу.
Она растерянно метнулась к нему, и в этот момент в двери ворвался Бэрд.
Только глубокой ночью мы с Жераром, заподозрив неладное, с трудом разыскали орденский дом, в котором жила Рандалин. Нашли мы его с пятой попытки, потому что нас все посылали по разным адресам, из чего можно было сделать вывод, что Рандалин в Валлене считается личностью хоть популярной, но довольно загадочной.
Первый, на кого мы наткнулись, был Бэрд. Он сидел внизу, в маленьком зале, за столом перед зажженными свечами и отхлебывал из огромной кружки, над которой поднимался пар.
— Что с ним? Где он?
Я сам понимал, что моя интонация чем-то напоминает интонацию Рандалин, когда она вчера утром бросилась к моей лодке, схватив меня за руки.
— Ясно что, — угрюмо проворчал Бэрд. — Лихорадка. Все раны воспалились.
— Ты не ответил на второй прямо поставленный вопрос, — Жерар упер руки в бока, — но я и так попробую догадаться. Неужели ты осмелился оставить нашего Великого Магистра в самом сердце вражеского логова?
— А куда ты предлагаешь его отнести? В дом герцога Мануэля? Кстати, он и не предлагал свои услуги.
— Вот вам еще одно доказательство, что мой провидческий гений не вызывает сомнения, — исполненным гордости голосом заявил Жерар. — Как я и предсказывал, она все-таки уложила его в свою постель.
Я внимательно посмотрел на Бэрда — он выглядел еще более мрачно, чем всегда.
— Все очень плохо?
— Не знаю, — пробурчал Бэрд, отставив кружку и поднимаясь. — Знаю точно, что это очень надолго. Пойдемте, увидите сами.
Спальня Рандалин была довольно маленькой, окнами на море и раскинувшуюся внизу гавань. Гвендор лежал, вытянувшись, на постели, и его лицо по цвету уже не совпадало с белоснежными простынями. Напротив — оно потемнело от прилива крови. Время от времени он вздрагивал и пытался приподняться, но делал это явно совершенно бессознательно. У его изголовья сидела женщина со стянутыми в узел волосами, в которой я узнал Рандалин только со второй попытки, да и то исключительно по цвету волос.