Через пару мгновений мы нагнали большую телегу, покрытую грубой тканью. Мокрая от дождя, она особенно и не скрывала очертаний человеческих тел, кое-как сваленных на телеге. Сопровождали ее несколько спотыкающихся людей в темно-красных мундирах — цвет канцелярии первого министра. Люди несли коптящие факелы и громко орали. Один из них держал в руке большую флягу, из которой пытался пить прямо на ходу. Но больше всего меня удивило то, что лица этих людей были замотаны какими-то тряпками до самых глаз, так что бедняга не столько пил, сколько проливал на дорогу. Хотя, видимо, он был в таком состоянии, что не слишком замечал это.
Завидев нас, они замахали факелами и шпагами и зарычали что-то нечленораздельное. Я не очень хорошо говорю по-круахански, а наличие тряпок на лицах не способствовало чистоте их произношения. Поэтому я опять посмотрел на Бэрда.
— Говорят, чтобы мы скорее убирались отсюда, — пожав плечами, сказал Бэрд. — По приказу его светлости Моргана, дорога закрыта.
— Какого… — начал я, но что-то в выражении лица Бэрда заставило меня замолчать.
— В Рудрайге эпидемия черной язвы, — продолжил Бэрд. — Умерли все узники на нижних этажах, но зараза идет дальше. Наверно, перемрут все. — Тут он вытащил из-под плаща руку, сделал знак креста и искренне добавил, уже от себя: — И помоги им в этом небо, чтобы не мучились.
Я медленно последовал его примеру. Меня поразили глаза тюремщиков, в которых сквозь винный туман читался неописуемый ужас. Они также были обречены и, видимо, догадывались об этом.
— Что будем делать, Бэрд? — спросил я тихо. — Они нас дальше вряд ли пропустят, не драться же с ними.
— Поедем обратно, Торстейн, я там еще одну дорогу знаю. Крюк сделаем, зато подальше отсюда. Зато потом переночуем, как люди, там славная такая деревушка есть.
Мы с трудом развернули лошадей на вязкой дороге. Воины Ордена не боятся заразных болезней, от которых часто вымирают целые города, но я ощутил невольное облегчение, когда мы отъехали подальше от страшной телеги. Слегка торопясь, я пробормотал охраняющие слова три раза, хотя было достаточно одного, и почувствовал, как слегка нагрелся один из моих оберегов, висевших на груди под рубашкой. Мои воины тоже сосредоточенно шевелили губами, лица у всех были немного бледные. Один Бэрд ехал невозмутимо, внимательно осматривая местность. Именно он заметил что-то на дороге и броском натянул поводья моей лошади, благо тогда мы ехали рядом, Лошадь испуганно всхрапнула, сделала попытку встать на дыбы, и я чудом удержался в непривычно изогнутом седле.
— Что еще случилось?
— Там человек, — спокойно ответил Бэрд.
Несмотря на дождь, темноту и грязь, теперь я тоже видел, что на дороге что-то или кто-то лежит. Проклиная все на свете, я наклонился с седла, но мало что смог разглядеть, только темный вытянутый силуэт. Видимо, придется спускаться, подумал я с тоской, прощаясь с парой хороших сапог из самой Эмайны.
— Зажечь факел? — спросил один из воинов.
Бэрд покачал головой.
— Не стоит привлекать к нам внимание. Сдается, что это потерянный груз с той телеги.
Я присел рядом с человеком на корточки, отчаянно напрягая глаза в полной темноте. Осторожно потрогав его, я понял, что он лежит ничком, и при попытке перевернуть его на спину он ощутимо вздрогнул, хоть и не издал ни звука.
— Кто вы? — спросил я. — Мы не причиним вам вреда.
Дождь полил с новой силой, небо опять осветилось, но в свете молний я ничего не успел рассмотреть, кроме запрокинутого искаженного лица, заросшего темной бородой зато у Бэрда глаз был наметанный.
— Ясно дело, кто он, — проворчал он, также сойдя с лошади и останавливаясь у меня за спиной. — Один из тех ребят, что коротают времечко в крепости неподалеку. Только они все успокоились уже, а ему, видно, не до конца повезло, бедняге.
— Почему ты так уверен?
— А вы рассмотрели, Торстейн, что на нем за одежда? Ее шьют только портные Рудрайга, в другом месте такого покроя не достанешь.
Я замолчал. Человек на дороге по-прежнему не шевелился и не стонал, но я чувствовал, что мои руки мокры не от дождя, а от крови.
— И что же нам делать, Бэрд? — спросил я растерянно.
— Мы будем делать то, что вы прикажете, господин младший магистр, — спокойно ответил Бэрд. — Скажете — подберем его и возьмем с собой, скажете — забудем, что вообще его находили. Ответ перед магистратом держать вам, не мне.
Он упорно замолчал, и я понял, что бесполезно его спрашивать, как бы он поступил на моем месте. Одна из главных заповедей Ордена гласила — не вмешиваться в дела обычных людей, только если это вмешательство не может послужить напрямую на благо Ордена. А если это вмешательство невольно или умышленно причиняло Ордену вред, ослушника могло ждать любое наказание — от ссылки до смерти.
Я представил лицо Ронана с презрительно приподнятым уголком рта: "И из-за какого-то висельника, Торстейн Адальстейн, вы подвергли…." "Вместо того, чтобы выполнять миссию, предписанную вам"… "Непростительная задержка на дороге, повлекшая за собой"… "Неразумное укрытие государственного преступника вызвало гнев властей Круахана, что в свою очередь…"
Мне стало холодно, настолько холодно, что руки перестали мне повиноваться, и некоторое время я бессильно тянул на себя тело этого человека, показавшееся мне очень тяжелым.
— Помоги мне, Бэрд, — сказал я наконец сквозь зубы.
Он подчинился, так и не изменившись в лице, и вдвоем мы завернули нашу находку в плащ Бэрда и положили на одну из лошадей. Бэрд забрался в седло следом, придерживая его обеими руками и ухитряясь при этом еще держать поводья. И мы медленно потащились обратно, прочь от этого места, на котором я своими руками загубил свою не очень яркую, но в общем неплохо складывающуюся карьеру.
Я ехал молча, уставясь в прямую спину Бэрда. Все мысли на какое-то время покинули меня, оставив абсолютную пустоту и ощущение собственной беспомощности. Видимо, я был плохим воином Ордена. Человек, которого я только что приказал подобрать на дороге, скорее всего был бродягой и висельником. Но даже если он был неправедно осужденным круаханским дворянином — что мне до этого? Почему я поставил под удар благополучие себя, своих спутников и всего магистрата из-за первого встречного, с которым я не сказал ни единого слова, который скорее всего умрет от черной язвы, о котором я не знаю ничего хорошего и, возможно, могу в ближайшем будущем узнать очень много плохого?
Я посмотрел на темный, закутанный в плащ силуэт, полулежащий на плече у Бэрда. В этот момент я не испытывал к нему ничего, кроме глубокой неприязни. Какое право он имел соваться под копыта моей лошади? Зачем он вообще мне сдался? Его наверняка будут искать, и чем опаснее этот преступник, тем старательнее будут поиски. Несмотря на затяжную болезнь господина первого министра, его гвардейцы по-прежнему вездесущи и сильны. А когда его найдут — горе неразумному Торстейну, сыну Адальстейна, потому что я буду сражаться с любым, кто посмеет поднять руку на беззащитного. Хотя, к сожалению, я знаю всего два шпажных приема относительно хорошо и еще один средне.
Наверно, это говорила во мне моя низкая кровь, очень отдаленно связанная с Орденом. Настоящий воин превыше всего ставит благо Ордена, и ничего больше. А я, к сожалению, в этот злосчастный для меня вечер был уверен только в одном — если бы я оставил живого человека умирать на мокрой дороге, я никогда не смог бы больше написать ни одной строчки своих хроник.
Рассвет следующего дня был холодным и неожиданно чистым. Словно весь дождь вылился накануне, или все тучи остались сгущаться вокруг проклятого Рудрайга. Мы остановились в маленькой деревне, той самой, о которой говорил Бэрд, и она оправдала все наши ожидания — нас никто ни о чем не спрашивал, от нас не шарахались и не интересовались подозрительно, кто мы такие и кого с собой везем. Утро застало меня сидящим на крыльце небольшого дома, который нам отвели для ночлега. В комнате Бэрд возился с подобранным. Я кое-что смыслю в простых лекарских заклинаниях, но тут требовалось еще определенное количество грязной работы и необходимая сноровка. Несколько раз он проходил мимо меня туда-сюда, но помогать не звал, а я не решался его спросить. Вообще я чувствовал себя абсолютно опустошенным и ненужным после того решения, что принял на дороге, и невольно радовался тому, что Бэрд справляется без меня.