— Герцогиню неоднократно пытались убить. И эти попытки будут продолжаться. Не знаю, какие цели преследовала королева-мать — пока для меня это загадка, но Гиз, как вы знаете, жаждет её смерти. Вряд ли он испытывает к Иза… — Шатобриан осёкся и, бросив быстрый взгляд на девушку, поправился: — герцогине ненависть. Всё дело во власти, которую он может получить в обмен на её жизнь. Но даже Гиз — меньшее из зол. Её смерти желают весьма и весьма могущественные люди. Те двое в замке — тот, кого я убил, — взгляд в сторону Шеверни, — и второй, с отравленной розой, — глаза Агриппы понимающе блеснули, — если бы я не успел вмешаться, герцогиня была бы уже мертва.
Агриппа взглянул на девушку, в присутствии которой Шатобриан так открыто говорил о дышащей ей практически в лицо смерти. Поймав его смущённый взгляд, Изабель невесело улыбнулась, чуть приподняв уголки губ, и ответила на его вопросительный взгляд:
— На мою жизнь покушались столько раз, что я уже давно смирилась с мыслью, что рано или поздно смерть настигнет меня…
— Я вам это говорю только по одной причине… — Шатобриан обвёл пристальным взглядом Агриппу и графа Шеверни, — у меня есть к вам просьба. И прежде чем вы согласитесь её выполнить, вы должны узнать, чем это может грозить лично вам.
— Ренар, — с укором прошептала, бледнея, Изабель, почувствовав, к чему он ведёт.
— Я не Ренар, — резко ответил Шатобриан. — Перестань меня называть этим именем. Всё, что якобы было между нами — ложь. Нас ничто не связывает и не может связывать. Я согласился на помолвку с тобой лишь по одной причине: опасность стала слишком очевидной. Мы ждали нападения каждое мгновение. Кто- то должен был находиться рядом с тобой постоянно, ибо мы не знали, с какой стороны и чьими руками будет нанесён удар. Молчи и слушай! — Шатобриан вскинул ладонь, останавливая Изабель, собиравшуюся что-то сказать. — Герцог Д’Эгийон был нашим другом. Он знал, кто ты, но, презрев опасность, принял под свой кров и воспитал тебя, как родную дочь. Все, кого ты до сего дня считала своей семьёй, были преданы тебе и защищали, как умели.
— Защищая, вы лишь сделали меня несчастной, — прошептала Изабель. Слова Шатобриана глубоко ранили её прямо в сердце. Не сумев удержать слёз, девушка, зарыдав, бросилась прочь, в темноту. Плащ, в который она куталась, соскользнул с её плеч и остался лежать у костра.
Агриппа и граф Шеверни сочувственно смотрели ей вслед. Шатобриан даже головы не повернул и, глядя на пламя, подбросил ещё хвороста в костёр.
— Она любит вас, — граф Шеверни с плохо скрываемой неприязнью глядел на Шатобриана.
— Её чувства ничего не значат для меня. Но даже если бы это было не так… — Шатобриан на мгновение замолчал, а потом продолжил решительно: — Даже если бы это было не так, я бы повторил всё слово в слово. Я даже защищать её больше не в силах. Это приводит к невосполнимым потерям в наших рядах. Ибо враги используют герцогиню Д’Эгийон как приманку, зная, что мы не оставим её в беде. Ещё одно подобное сражение — и мы все погибнем.
Это единственная причина, по которой я хочу обратиться к вам с просьбой: отвезите её в Наварру, как собирались. Там она будет в безопасности. Но прежде… дайте клятву, что будете защищать её от всех, включая и вашего сюзерена.
Повисло молчание.
— Я не могу дать такую клятву, — наконец твёрдо сказал Агриппа, — я никогда не пойду против своего короля, даже если он совершит неблаговидный поступок.
Шатобриан перевёл тяжёлый взгляд на графа Шеверни.
— А вы, сударь?
— Я клянусь заботиться о герцогине как преданный брат, — просто ответил граф. — Я предоставлю ей свой замок и буду оберегать от всех и вся. Даю клятву с лёгким сердцем. А теперь, когда вы получили моё слово, я в свою очередь хотел бы получить ответы на некоторые вопросы. Мне всё ещё непонятно, что именно происходит. И это опасно прежде всего для самой герцогини. Я должен знать, от кого или от чего я её защищаю.
Шатобриан коротко кивнул.
— Это справедливо, сударь. Но должен вас предостеречь. Я вверяю герцогиню вашей чести, но если вы всё же вольно или невольно причините ей вред, я отыщу вас и убью, не дав времени на молитву. Это не угроза, сударь. Это обещание. Или, если хотите, клятва.
— Вы меня изумляете, сударь, — признался граф Шеверни. — Мне казалось, вас тяготит обязательство защищать герцогиню. Однако последние ваши слова говорят, что, отказываясь её оберегать, вы руководствуетесь какими-то иными резонами.
Агриппа молча слушал. Его отказ дать клятву исключал участие в обсуждении судьбы девушки. И всё же Агриппа поклялся в душе, что сделает всё возможное для спасения и защиты герцогини Д’Эгийон.