Пол слушал его, склонив голову набок, словно надеялся услышать ещё что-то.
— Ты серьёзно?
— Не хочешь — не верь.
— Ты уже начал что-то предпринимать?
— Пока нет.
— А когда начнёшь?
— Во вторник я буду в Сент-Айвсе на аукционе по
продаже «Шасс-Маре» [1].
— Что это, ради всего святого?
— Французский трофей. Судно небольшое, но достаточного размера — около восьмидесяти тонн, сделано из ели. Продаётся со всем снаряжением. Его называют рыболовным судном, когда-то оно для этого и использовалось, но обводы хороши. Несомненно, оно ходило в открытое море — и скорость приносила хороший улов. Но я видел отметки на палубе в тех местах, где ставили пушки, и понял, что время от времени его использовали для каперства. Подходит для дела, которое я затеял.
— А сколько ты сможешь взять?
— Что, сардин?
— Да.
— Ну, над этим придётся поработать чуть тщательнее, но думаю, двести двадцать пять — двести пятьдесят бочек. Около того.
— Так, — кивнул Пол, — если ты, грубо говоря, получишь с бочки по восемь фунтов... Конечно, тебе нужно платить экипажу и кормить его, но всё же... Выглядит довольно привлекательно. Что думаешь, Джереми?
— Думаю, плавание, скажем, до Генуи и обратно займёт больше трёх месяцев. А ты собираешься брать груз на обратном пути?
— Я подумывал привести соль и вино.
— И то, и другое — контрабанда, — заметил Пол. — Ты же сказал, что начнешь всё с чистого листа.
— Начну, начну. Но никто в Корнуолле не осудит контрабанду, как ты её назвал. Даже капитан Полдарк и доктор Энис когда-то этим занимались.
Пол рассмеялся.
— Обычное начало «с чистого листа» для человека, разыскивающегося за два уголовных преступления.
Стивен резко ответил:
— Не забывай, Пол, что ты разыскиваешься за одно из них, а, может, и за другое тоже.
— Ладно, ладно, — успокоил их Джереми — помните: когда воры ссорятся...
Мгновение спустя Пол произнес:
— Да мы вовсе не ссоримся. Немного шутим, так ведь? Я благодарен Стивену за то, что он сделал в плимутских доках, иначе меня бы завербовали во флот.
Джереми взял свечу и пошёл положить свой мешок под брезент в дальнем конце шахты. Он вернулся с небольшой металлической чашей. Она лежала в одном из мешков, которые они забрали из сейфа. Серебряная, но крошечная, меньше трех дюймов в ширину, с двумя ручками высотой в два с половиной дюйма. По кромке были выгравированы слова: «Amor gignit amorem».
— А с этим что будем делать?
Возникла заминка.
— Переплавим, — предложил Пол.
— Слишком лёгкая, — возразил Джереми, — не окупит даже переплавки.
— Выбросим в море, — сказал Стивен.
— Немного жаль. Но думаю, ты прав.
— Ты даже не прикасался к своей доле, Джереми. Я видел.
— Не бойся, прикоснусь в свое время.
— Становись моим партнёром. У меня есть ещё одно судно. Небольшой дрифтер, примерно шестьдесят тонн. Я заказал его на прошлой неделе. Война не продлится вечно, не вечны и условия, которыми мы можем воспользоваться. Чтобы извлечь из них как можно больше, я имею в виду. Война закончится, но морская торговля — нет. Она будет расширяться. Люди, имеющие два-три судна, смогут этим воспользоваться. Если нужно, всё будет законно. Если я куплю «Шасс-Маре», то мне опять понадобятся деньги. Твои оказались бы очень кстати. Можем открыть транспортную компанию. «Каррингтон и Полдарк». Или «Каррингтон и Ко», если ты не хочешь огласки. Почему бы тебе не поплыть со мной в Италию осенью? Это настоящее приключение, не то что пойти на Силли.
— Я подумаю над этим, — пообещал Джереми.
Позднее в тот же день Джеффри Чарльз прогуливался у старого пруда Тренвита, когда заметил небольшую вереницу, прокладывающую себе путь по заросшей сорняками дороге. Впереди на старой кобыле ехал худой темноволосый мужчина; в нескольких шагах позади него — две низкорослых лошади, на одной сидела темноволосая женщина в сером льняном плаще для верховой езды, на другой — девочка лет двенадцати с косичками, её ножки едва выглядывали из-под кисейной юбки.
В это время Джеффри Чарльз обнимал жену, но поднял обе руки, чтобы прикрыть глаза от солнца, и тут же вскрикнул.
— Любовь моя, прошу прощения, но это же Дрейк!
Он перепрыгнул через узкий уголок пруда, прошлепал по неглубокой грязи и побежал навстречу каравану. Приблизившись, худой брюнет увидел его, окликнул своих дам и аккуратно выбрался из седла.
Мужчины встретились, а жены отстали от них на одинаковое расстояние. В нескольких футах мужчины остановились и пожали друг другу руки. Но уже через секунду Джеффри Чарльз обнял гостя, рассмеялся и расцеловал в обе щеки.
— Дрейк, Дрейк, Дрейк, Дрейк, Дрейк! — только и повторял он срывающимся голосом сквозь слезы. — Та-а-ак... После стольких лет! Мне просто не верится!
— Джеффри Чарльз! Я и сам не могу в это поверить! Неужели это ты, так возмужал и выглядишь счастливым. Дорогой, ведь ты меня позвал!
— И правда. — Они разорвали дружеские объятия, и Джеффри Чарльз за десять гигантских шагов преодолел расстояние, чтобы помочь даме спешиться. — Морвенна. Боже мой! Дорогая! — он подхватил её на руки и обрушил на неё такой поцелуй, что сдвинул её очки набекрень. — А как поживает моя гувернантка? Хорошеет, я вижу! Как же я рад снова тебя видеть! А Лавдей... — Он подошел ко второй лошади и поцеловал девочку, пока спускал её на землю. — Милая, ты так выросла, так повзрослела!
Дрейк Карн добавил:
— Прибавила в мудрости, в росте и почтении к Господу. — Но он сказал это с лёгкой улыбкой, которая обратила всё в шутку.
— Ты ещё придерживаешься этого диковинного методизма?
— В некоторой степени. Но мы принимаем его в малых дозах, не как Сэм.
— Всё хорошо понемногу, — согласился Джеффри Чарльз, — а вот любви и дружбы много не бывает. Пойди сюда, Амадора, не прячься, подойди и познакомься с моими дорогими друзьями. Дрейк, Морвенна, это моя жена, горячо любимая и уважаемая, которую я привез в Корнуолл, чтобы познакомить с вами.
Они пожали друг другу руки, Дрейк почтительно поклонился, а Лавдей сделала реверанс. Все вели непринуждённую и весёлую беседу, пока с лошадьми в поводу неторопливо шли к парадной двери. Дрейк поправился; кости плеч больше не выпирали из-под сюртука; волосы чуть поредели, но оставались такими же чёрными; на лице стало больше румянца, но, может, это просто с дороги. Морвенна казалось, совсем не изменилась; близорукая, застенчивая, замкнутая, прямо как семь лет назад, когда он навещал их в Лоо, точно такой же он помнил её и девятнадцать лет назад, когда она впервые приехала к нему в качестве гувернантки. У Лавдей была красивая кожа и чёрные волосы, как у родителей, но она находилась в том возрасте, когда детское очарование уже ушло, а юность ещё не наступила.
У парадной двери Джеффри Чарльз пронзительно свистнул. На звук с заднего двора прибежал юноша. Он удивленно поднял брови и заулыбался Дрейку.
— Будь я проклят! — вымолвил Дрейк. — Это же юный Трединник! Только не разберёшь, Джек это или Пол.
— Джек, сэр. Пол с вашим братом, сэр.
— У меня пока нет прислуги, — объяснил Джеффри Чарльз, — а есть помощники, которым я заплатил то, что они посчитали разумным вознаграждением. Джек здесь в качестве помощника.
— Ага, сэр, делаем, всё, что в наших силах, сэр. Рад вас видеть, мистер Карн. И миссис Карн тоже. И мисс Карн, надо полагать.
— Пожалуйста, проходите, — сказала Амадора Морвенне. — Джеффри Чарльз так часто говорил о вас. Вот сюда. Но вы и так знаете дом. Хорошо его помните.
— Я так рада за вас, миссис Полдарк, — сказала Морвенна. — За вас обоих.
Она оглядела маленькую прихожую, когда вошла. Морвенна чуть поежилась.