Его одолевали всё новые вопросы. Рассказывал ли Герни своим больным о Тревитике и своем интересе к паровым машинам? Если судить по его случайно брошенной фразе, то больные — даже те, кто постарше — вроде готовы всецело на него положиться.
Энергичность Герни загипнотизировала Джереми, по меньшей мере, пленила. И уже совсем скоро они стали спорить. Герни заявлял, что колёса паровой машины не могут сами по себе обеспечить должного сцепления с дорогой. Когда на них передается энергия, доказывал Герни, они начнут просто вращаться по кругу, взметая искры, но экипаж останется на месте. Джереми привёл в пример экипажи с 1801 по 1808 год, которые проехали без трудностей, и сцепление оказалось достаточным. Герни ссылался на другой опыт Тревитика, когда машина достигла подножия холма, остановилась, и когда возобновила работу, то стала просто вращать колесами, ни на йоту не поднявшись при этом на возвышенность.
Таким образом, его мысль заключалась в том, что любой успешный и надёжный экипаж будущего должен на первых порах подталкиваться стойками, которые одновременно с колёсами помогают экипажу сдвинуться с места. Герни готов признать, что когда экипаж сдвинется с места, то стойки можно будет убрать, а колёса продолжат движение. Но всё равно на подъёме необходим дополнительный рычаг.
По мере обсуждений и споров в Джереми вновь стал разгораться угасший за год свет. По правде сказать, он ещё никогда в жизни не беседовал с близким по духу человеком. Дуайт Энис одалживал ему книги. Он прочёл всё, что только можно раздобыть. Переписывался с авторами. С Тревитиком по поводу паровых машин он говорил всего один раз. Весь период, когда он тайно ездил в Хейл, в литейный цех Харви, его единственным союзником был Бен Картер, который немного разбирался в некоторых практических вопросах, и Пол Келлоу, обладающий острым умом, но недостаточным воображением.
У этого же человека всего хватало с избытком. Невзирая на изначальную предвзятость, несмотря на всё уныние последнего года, Джереми вновь захватило старое увлечение. В разговорах за пивом и пирогом с кроликом они просидели два часа. Герни первым сказал, что ему уже пора.
— Похоже, мы только начали, Полдарк. Нам надо снова поскорее встретиться. И раз ты более свободный художник, нежели я, почему бы тебе не приехать в Уэйдбридж? Таким образом, время, которое я потратил бы на поездку, мы провели бы за плодотворным обсуждением.
Джереми раздумывал.
Герни продолжил:
— Разумеется, лучше встретиться в Хейле; но это тоже для меня далеко, пока болен доктор Эйвери. А между тем... Та машина, что ты соорудил... — он умолк.
— Что ты хочешь сказать?
— Что ж, то, что осталось в Хейле, если та построенная машина бесполезна, если Тревитику стоит верить, а по таким вопросам я склонен безоговорочно полагаться на его мнение, извини, Полдарк, если покажусь грубым, но разве ты не сам так сказал? Пока не найдется подходящий котёл... Он сказал, что нарисует схему нужного котла?
— Нарисовал примитивный карандашный набросок. Это наводит на мысль, даёт общее представление.
— Так почему бы тебе на следующей неделе не привезти набросок в Уэйдбридж? Переночуешь там. У моей хозяйки найдется комната, не сомневаюсь. Или переночуем в моей.
— Я приеду на день, — согласился Джереми. — В следующую среду, если тебе удобней в этот день.
— Привези всё, что можно. А я покажу тебе кое-какие опыты, которые провожу на морском песке. Я родился на берегу моря, знаешь ли. Считаю, что содержание извести в песке ещё предстоит оценить в полной мере.
Пока Джереми ехал домой, его ум вновь работал в давно забытых направлениях. Герни — при крещении ему дали странное имя Голдсуорти — Голдсуорти Герни изменился до неузнаваемости со времён их первой встречи: для двадцати лет подобная зрелость ума просто ошеломляла. По натуре ли он чудак или просто стал таким? У него какие-то безумные предложения; эта болтовня о морском песке; он набросал кучу вариантов. Он и на деле таков, или всё просто на словах? И всё же здравый смысл в его словах был. Сотрудничество помогло бы восполнить то, чего не хватало каждому в отдельности.
И ни одного упоминания о деньгах, поэтому Джереми решил, что Герни происходит из приличной и обеспеченной семьи. В отличие от Пола и Бена, этот юноша мог выделить средства на постройку машины. Они разделят расходы пополам. Все, что было у Джереми, помимо доходов от Уил-Лежер, которые он только недавно стал получать, покоилось в мешке, спрятанном в шахте «Лестницы Келлоу». Значит, всё не зря? Если куда и можно вложить его долю украденного, так именно сюда.
Глава девятая
Стивен Каррингтон, возвращаясь из Сент-Айвса, заглянул в трактир «Лиса и виноград», чтобы дать лошади отдых и немного перекусить. Облака пронизал тусклый свет, приближался закат. Постоялый двор на почтовом тракте больше зависел от проезжающих путешественников, чем от немногочисленного и бедного населения окрестностей Часуотера и Сент-Дея. Этим вечером в трактире было тихо, и Стивен почти не обратил внимания на темноволосого молодого человека в дорогом сером костюме для верховой езды, беседовавшего с симпатичной разносчицей.
Стивен ощущал усталость и ликование одновременно. Он заказал пирог из дичи, подозревая, что тот окажется старым и чёрствым, но его это мало заботило. Однако, когда тот самый юноша, пригнувшись, чтобы не удариться о стропила, подошёл к его столу, Стивен насторожился. Быть случайно узнанным — единственное, чего он сейчас опасался в Корнуолле.
— Добрый вечер! — произнес молодой человек. — Вы, кажется, Стивен Каррингтон?
Стивен разглядел худощавое лицо, сверкающие чёрные глаза, слишком узко посаженные, аристократический нос и улыбку.
— Да, конечно, — ответил он. — А вы...
— Валентин Уорлегган. Мы встречались в Нампаре в прошлом году, когда умерла та девушка. И позже, на скачках в Труро.
— Конечно! — повторил Стивен, но теперь с осторожностью. Одно это имя таило опасность.
— Местный бренди — настоящее пойло! — сказал Валентин. — Как насчёт разделить со мной вот эту бутылку?
— Что ж, спасибо, — сказал Стивен. Больше говорить не стоило. Насколько получится, Стивен хотел избежать малейших ошибок на этой встрече.
Валентин выдвинул стул и сел. Стало ясно, что это не первая его бутылка за сегодняшний вечер.
— Только что был в вашем районе, нанёс несколько визитов. Это всё ещё ваш район, я надеюсь?
— Я жил в Бристоле некоторое время, но отныне, надеюсь, мой дом здесь, в Корнуолле.
Валентин потребовал второй стакан, и когда его принесли, плеснул туда бренди и толкнул его через стол. — Попробуйте-ка это! И скажите, что думаете!
— Ммм... очень неплохо!
— Когда мы виделись в прошлый раз, вы были помолвлены с моей очаровательной кузиной Клоуэнс. Потом уже нет. Что пошло не так? Я было пристал к Клоуэнс с расспросами, но она не была расположена беседовать.
— Это личное, — сказал Стивен.
— Ну разумеется.
Повисла тишина.
— Её родители всегда были против нас, — сказал Стивен. — Знаете, в кулаке её держат.
— Не сказал бы. Из всех известных мне девушек я именно ей приписал бы наличие собственных взглядов.
В груди Стивена шевельнулся червь неприязни к этому молодому человеку.
— Что ж, так вышло.
Принесли пирог. Стивен разрезал его, вдыхая дымящийся аромат. Валентин преследовал взглядом разносчицу.
— Симпатичная малышка. Хорошенькая, да?
Стивен хмыкнул. Она и правда была довольно красива, но лично он не посмотрел бы её сторону дважды.
— Девушки этого сорта, как правило, очень просты, — сказал Валентин, размышляя над своим стаканом. — Легко подцепить... и расстаться тоже легко. Но стоит немного переусердствовать, и они в тебя вцепятся. В первый год обучения в колледже Святого Иоанна у меня была одна малышка. Боже, сущая пиявка! Стоило ей получить приют в моей комнате, как ей сразу перестало нравиться за её пределами, и мне пришлось приложить немало сил, чтобы от неё избавиться.