Она чуть сжала его руку, а затем отпустила.
— Я попробую. Возьму Огастеса и Клеменс в помощь.
С этими словами они вошли в гостиницу.
Глава одиннадцатая
На следующий день Джереми и Клоуэнс заехали в Тренвит и отправились на прогулку по утёсам вместе с Джеффри Чарльзом и Амадорой. Джереми и Клоуэнс искупались — утро было солнечным и безветренным, а прилив — по-прежнему высоким. К вечеру, когда начался отлив, из-под воды показались груды водорослей и плавника; несколько десятков человек копались в них в поисках чего-нибудь ценного. Стоял тихий вечер, хотя сентябрьское солнце и переменчиво.
— Завтра будет солнечно и ветрено, — сказал Джереми.
Тропа у края утёса сужалась, они разделились — Джереми и Джеффри Чарльз ушли вперед, а девушки отстали на пятьдесят ярдов из-за Клоуэнс, собиравшей полевые цветы и показывающей их Амадоре.
— А мне запрещали пользоваться этой тропой в детстве, — заметил Джеффри Чарльз. — Даже Морвенна не разрешала здесь ходить.
— В этом все матери одинаковы, — откликнулся Джереми.
— Иногда поволноваться даже полезно, — заявил Джеффри Чарльз. — Амадора достаточно безмятежна. По крайней мере, по отношению к себе.
— Так ты настроен вернуться в Испанию сразу после приёма?
— Настроен? Это слово не хуже остальных. Я считаю, это мой долг. В какой-то мере я даже с нетерпением жду этого — столько лет враг бил нас, не пора ли уже начать бить его?
— Думаешь, война скоро закончится?
— Сейчас так много фронтов... Американцы преуспели в битве на озере Эри. Думаю, они скоро отобьют Детройт. Они гораздо быстрее получают подкрепления.
— Значит, даже если в Европе установится мир, война в Америке может продлиться ещё несколько лет?
— Сказать по правде, я бы не стал рваться домой, если меня тут же отправят воевать в Канаду. Мой враг — Бонапарт.
Словно желая превзойти Клоуэнс, Джереми остановился и сорвал стебель розоватого иван-чая, росшего на тропе. Он понюхал, но не почувствовал запаха.
— Не сделаешь мне одолжение, Джеффри Чарльз?
— Говори.
И Джереми рассказал.
— Дай мне их полные имена и адрес, когда вернёмся домой, — сказал ему кузен. — И я завтра же пошлю письмо.
— Благодарю.
— Возможно, мы не сможем разместить их в Тренвите. Ты ведь видел наши спальни. Но, как ты и сказал, миссис Поуп...
— Вы уже встречались с Поупами?
— На прошлой неделе. Она навестила Амадору. Хорошенькая дама.
— Бесспорно, — откликнулся Джереми.
Амадора, идущая позади, спросила:
— Это купание, которое мы будем делать сегодня. Ты останешься во всей одежде?
— Нет. Мама сшила себе лёгкий костюм, и мы все его скопировали. Ты видела греков — в смысле, на картинках? Они носили что-то вроде короткой тонкой туники без рукавов. Конечно, это мужская одежда для повседневной носки, а не для купания. Но мы используем для купания что-то подобное. Разумеется, такие костюмы не одобрили бы в Брайтоне или Пензансе, но для здешних мест сгодится.
— Но разве костюм не оголяет ноги?
— Оголяет. Но кто нас увидит?
— Ой. Не думаю, что я так смогу! Ты делать так только со своей семьей. А я не из твоей семьи.
— Из моей!
Амадора довольно чопорно ответила:
— Не в этом смысле. Я не могу раздеться перед Джереми.
— Мы как-нибудь сходим одни — прямо на оконечность пляжа.
— Может быть. Когда море станет потеплее. На прошлой неделе я опустила руку в море, и оно было ледяным!
— Но сейчас сентябрь, Амадора. Теплее уже не будет!
— Матерь Божья, я этого не вынесу! Я умру от холода!
— А вот это, — показала Клоуэнс, останавливаясь, — критмум. Мы используем его в маринаде. Попробуй, листья довольно вкусные.
Амадора попробовала, поморщилась и бросила лист.
— В Испании есть что-то похожее. Клоуэнс...
— Да?
— Мы почти одного возраста, разве нет? Есть кое-что, что будет тревожить меня, как ты понимаешь, это тревожит каждого. Я не сказала твоей матери, хотя она — добрейшая из всех. Это будет тревожить меня всегда, если я перееду жить в Англию.
— Ты о чём?
— Моя религия.
Клоуэнс смяла остальные листы и понюхала их.
— Меня воспитали в монастыре, ты же понимаешь, — пояснила Амадора. — Там нас учили, что все, кто не исповедует католицизм — еретики. Их стоит избегать, сторониться, воспринимать как порочных людей, как безбожников. Мне говорили, что еретики даже не могут хорошо выглядеть, ведь на их лице написано зло. Так меня учили, но потом я встретила англичан — и Джеффри Чарльза. И больше не могла в это верить. Afortunadamente [3], мой отец — очень мудрый человек и очень терпимый. Прости, от смущения я начинаю забывать английский...
— Не торопись... Да идем мы, идём! — крикнула она молодым людям.
— Но моя мать неумолима, а ещё брат, старший брат, Мартин — мечет такие свирепые взгляды, словно я загоняю себя в преисподнюю. А уж отец Антонио — даже не спрашивай! — девушка вздохнула. — Пока наша любовь оказывалась выше всех этих препятствий, так будет и впредь, я сердцем чувствую.
— Разве не это одно имеет значение? — спросила Клоуэнс.
— Разумеется. Разумеется. Por supuesto. Но, оказавшись здесь, я говорю себе: для них я — еретичка, воплощение зла, антихрист. Люди, не имеющие сильной любви, чтобы преодолеть всё это — что они скажут?
— Что-то заставило тебя так думать?
— Пара-тройка косых взглядов то здесь, то там. Да и с тех пор, как мы приехали сюда, Джеффри Чарльз ни разу не ходил к исповеди — не видел священника, не посещал церкви. Это меня огорчает.
— То, что он не верен своей религии?
— Да.
— А с Джеффри Чарльзом ты об этом говорила?
— Нет, нет, нет. Не могу. Как я, его жена, осмелюсь расспрашивать о таких вещах?
— Дорогая, — Клоуэнс погладила её по руке. — Я не думаю, что религия играет в жизни Джеффри Чарльза такую же важную роль. Не думаю, что он слишком сильно расстроился из-за невозможности посещать церковь вместе с тобой. К тому же в нашей церкви просто не существует такого таинства, как исповедь.
— Не существует?
— Нет. Мы верим, что между нами и Богом необязательно должен стоять священник. Если нам есть в чем исповедоваться, мы исповедуемся Ему напрямую.
— А кто отпускает грехи? «Отпускает» ведь правильное слово?
— Бог. А кто же ещё?
— Ох, — озадаченно произнесла Амадора, и они двинулись дальше.
— Мне нужно о многом тебя спросить, Джеффри Чарльз, — говорил Джереми.
— Например?
— Сколько понадобится денег, чтобы купить офицерский патент?
Джеффри Чарльз взглянул на кузена. Оба высокие и худые, но Джеффри Чарльз казался выше, потому что держался прямее.
— Значит, ты решил уехать?
— Подумываю об этом. Твой совет в любом случае полезен.
— Ты обсуждал это со своими родителями?
— В общих чертах. Они знают, что я могу так поступить.
— И одобряют?
— Нет. Но и не встанут мне поперёк дороги.
Они прошли несколько ярдов.
— Могу я спросить, что именно тобой движет? Ты мечтаешь сразиться с французами? Хочешь уехать подальше от дома? Или тебя привлекает идея путешествовать, жить бурной жизнью и искать приключения?
— В основном второе. Я хочу уехать.
— Подальше от родителей? Я удивлён. Когда я ушел в армию, мной двигал такой же мотив, но я бежал от смерти матери, от отчима, которого ненавижу!
— Не от родителей, — Джереми пнул камень. — Скажу так: в моём сердце девушка, которой суждено выйти замуж за другого...
— Девушка? Та самая, которой ты просил написать?
— Да.
— И что, это стало для тебя большим ударом?
— Я попытался смириться с этим. Не получилось. Со стороны это кажется глупым, но...
— Необязательно. Но чего ты хочешь от меня?
— Уточнить кое-какие детали. И, если можно, попросить совета.
— Насчёт армии? Буду рад, если сумею помочь.
— Во-первых, — начал Джереми, — думаю, если я приду к отцу и скажу, что решил уехать, он купит мне звание. Но я не хочу, чтобы он за это платил. Так получилось, что я раздобыл кое-какие деньги — правда, довольно специфическим способом — и мне кажется разумным потратить на это какую-то их часть.