— Какой оркестр ты пригласишь?
— Говорят, есть один в Труро; играет на балах. Но надо убедиться, что они играют не слишком степенную музыку. В армии я как-то привык к джигам и контрдансам.
Немного подумав, Джереми признался:
— Есть ещё одна причина, которая вынуждает меня пойти в армию.
— Могу я её узнать?
— Если найдем уединённое местечко. Эта комната слишком велика для признаний.
— Сад подойдет?
— Если поблизости нет садовников.
— Придут не раньше шести, когда покончат с другой работой.
Тогда они отправились в сад, и Джереми поведал свою тайну.
Они гуляли у пруда, и Джеффри Чарльз воскликнул:
— Боже мой! Не верю! Не могу в это поверить!
— Не можешь?
— Что ж... Не могу!
— Уверяю тебя, именно так всё и было.
— Всё, как ты рассказал?
— Всё в точности.
— Это ни в какие ворота не лезет!
— Вероятно.
— Тогда зачем? Какая на то была причина?
— Ну, понятно какая. Хотелось денег.
— И много ты получил?
— Да, прилично.
— И как ты ими распорядился?
— Пока ещё никак.
Джеффри Чарльз поглубже засунул руки в карманы сюртука.
— Ты меня не разыгрываешь?
— Зачем мне врать? Разве можно запросто признаваться в таком?
— Джереми, ты наверное спятил!
— Было немного, признаюсь.
— И другие тоже.
— Про них не знаю.
— Они тоже нуждались?
— Джеффри Чарльз, ответь мне, если, к примеру, ты любишь Амадору, как я люблю ту девушку, и вдруг узнаёшь, что она должна выйти замуж за другого только из-за денег, которых у тебя нет в таком количестве, то как ты поступишь? Скажи!
— Скажу лишь одно: если девушка такова, какой ты её описываешь, то грош ей цена в базарный день.
— Но разлюбил бы ты её из-за этого?
— Бог его знает! Это только Господу ведомо! Дорогой кузен, откуда одному знать о чувствах другого? Прошу прощения, что назвал тебя сумасшедшим. А ещё...
— Слегка не в себе, согласен. Ведь я заранее понимал, что, сколько ни укради, этого будет мало, чтобы вырвать девушку из рук того, с кем она обручена. В этом и заключается мое помешательство. Пусть мы и сорвали куш, ну и что с того, мне всё равно пришлось бы вновь вложить средства, возможно, положить их на кон, чтобы набрать нужную сумму. А вместо этого, когда всё завершилось, когда я достиг цели, мне всё опротивело. И я до сих пор никак не распорядился деньгами!
— А остальные распорядились?
— Остальные — да. С большой осмотрительностью. Они не собираются попадаться, как и я.
— Это главная опасность. Они из местных?
— Не могу тебе сказать.
Джеффри Чарльз хмыкнул.
— Но риск опознания...
— Мы все замаскировалась.
— Но как вам это удалось? Ты сказал, что всё прошло без всяких там «кошелёк или жизнь»?
— В экипаже только четыре места. Мы забронировали три места и одно для несуществующего человека, который, понятно, так и не объявился. Оказавшись внутри, мы задвинули шторки и продолбили заднюю часть кареты, чтобы добраться до сейфа под облучком. Всё прошло, почти как мы задумали.
— Почти?
— Видишь ли, возникла одна помеха, которая чуть всё не сгубила. Какой-то престарелый толстяк-адвокат по фамилии Роуз настоял на том, чтобы занять пустующее место от Лискерда до Добуолса. Как ни пытались мы от него отделаться, он всё равно сел в карету; так что мы на время затаились, скрыли следы проделанной работы, пока он не вышел.
— И как вам только удалось сохранить хладнокровие? Говоришь, вся идея принадлежала тебе?
— За несколько месяцев до этого мой... один из моих сообщников привез из Лондона газету, где говорилось об ограблении экипажа, следовавшего до Брайтона. Никто не представлял, как это можно провернуть. Я же придумал один неплохой способ.
— Ну и ну, Боже ж мой!.. — Джеффри Чарльз наконец выдохнул. — Просто невероятно! Никогда бы... А чьи деньги вы украли? Об этом известно?
— О да, об этом мы знали с самого начала. Все деньги принадлежали Банку Уорлеггана.
— Уор... — Джеффри Чарльз запнулся и уставился на кузена. — Всё принадлежало моему... отчиму?
— Да.
Оба замолчали на секунду, и вдруг Джеффри Чарльз залился хохотом. Испуганные птахи взлетели с другой стороны пруда.
— Ты ограбил отчима Джорджа? Плавильщика Джорджа? Как же это правильно, превосходно, как замечательно и страшно весело! По-твоему, это не смешно, Джереми?
Они замолчали и уставились друг на друга.
— Не смешно, — лицо Джереми окаменело. — Правильно — может быть.
Джеффри Чарльз вытащил платок, высморкался и вытер глаза.
— Извини. Мне не следовало смеяться. Это не повод для веселья. Боже упаси! Но должен признаться, я испытываю облегчение, что вдовы и сироты не пострадали!
Он взял Джереми под руку, и они продолжили прогулку.
— Вот сюда Дрейк каждую ночь высаживал лягушек, — показал Джеффри Чарльз, — просто чтобы позлить моего отчима. Тогда я веселился до упаду. Но Дрейку это чуть не стоило жизни. Пусть тут дело совершенно в другом, но в каком-то смысле я обрадовался по личным причинам. И это может стоить тебе жизни! Опасность ещё никуда не делась. — Он сжал руку Джереми сильнее. — Почему ты мне рассказал?
Джереми пожал плечами.
— Счёл это... необходимым.
— Как и ограбление?
— Нет. Думал, что так лучше.
— Признание пойдет на пользу...
— Может, и так. Понятно, я и не собирался кому бы то ни было рассказывать. Когда я сегодня приехал сюда, то даже не помышлял об этом!
— Ты больше никому не сказал?
— Ясное дело — нет.
— Что ж, настоятельно советую тебе принять обет молчания. Меня как-то смущает, что ты поделился со мной тайной. Разумеется, можешь быть спокоен, я никогда не злоупотреблю твоим доверием... А теперь ты считаешь, что должен сбежать? Это по личным причинам или просто боязнь разоблачения?
— По личным причинам, наверное. Но не боязнь разоблачения. Думаю, теперь нам нечего бояться.
— Бояться стоит ещё несколько лет, Джереми, во всяком случае, пока деньги не израсходуются до конца. Но уже то, что ты пока ни гроша не потратил, а теперь вдруг захотел, или подумываешь вступить в армию, наводит меня на мысль, будто ты хочешь искупить вину за преступление.
— Я бы не стал заходить так далеко.
Джереми не понравилось это заявление, одновременно близкое и далёкое от правды. Его чувства были не так просты. Раскаяния он не ощущал и не жалел о своем поступке. Он нуждался не в искуплении, скорее, ему хотелось сбежать от того, что вызвало этот поступок, того, что мучило его и душило. Какое-то время он казался себе омерзительным; у него даже пропала страсть к Кьюби. Долго это не продлилось; преступление убило чувства, все чувства; но вскоре безразличие прошло. Последний раз он видел её в музыкальной лавке, а желанная встреча на празднике в Тренвите полностью соответствовала его прежнему поведению, будто ограбления и вовсе не случилось, словно он — тот же самый долговязый дурачок, следующий за ней по пятам в надежде на ласковые слова и лёгкий флирт, хотя и зная, что всё равно ничего не добьётся. Умом он понимал, что всё вернулось на круги своя, но отказывался в это верить, именно это и побудило его признаться во всем Джеффри Чарльзу.
— Ты бы потратил свою долю денег на покупку офицерского чина или на обычные расходы армейской жизни?
— Нет.
— Но разве тебе не хочется потратить их на дальнейшие опыты с паровыми машинами?
— Вот это можно. — Джереми вкратце поведал о встречах с Голдсуорти Герни. — Я приму решение в ближайшие недели.
Они ступили на поле и вышли к лесу, где когда-то давно маленький Джеффри Чарльз впервые повстречал Дрейка. Вдалеке Уилл Нэнфан приглядывал за овцами. Они помахали друг другу.
Джеффри Чарльз продолжил:
— Что ж, раз уж ты рассказал обо всём, то, наверное, попросишь моего совета.
— Я тоже об этом подумал.
— Но вряд ли ты ему последуешь. Из разговоров на привалах и офицерских обедах я по опыту знаю, что если человек просит совета, то ждет одобрения собственного решения.