— Росс и Джордж были на ножах по нескольким причинам: из-за медеплавильного проекта, моего отца, а также из-за обвинений в бунте и нападении, что едва не привело Росса на виселицу... Брак моей матери с Джорджем вызвал окончательный раскол, и это воздвигло между ними пропасть.
Дорога снова превратилась в узкую тропинку, и они поехали гуськом.
— Англия такая зелёная, — с восторгом отозвалась Амадора. — Никогда не видела столько зелени. Такой сочной, буйной и пышной.
— Погоди, когда пересечем хребет. На другом берегу — на моём берегу — всё совсем по-другому.
Они выехали на главную дорогу, но Джеффри Чарльз свернул к холму. Подъём на узкой тропинке, заросшей папоротником и ежевикой, оказался крутым и нелёгким. Через двадцать минут они взобрались на холм, и пока переводили дыхание, оглянулись на пройденный путь.
— Так зелено, — повторила Амадора.
— Скоро мы окажемся на дороге в Редрат, она хотя бы хорошо протоптана. Затем повернём направо, на Сент-Дей. Это самая скверная часть пути. Ты не притомилась, малышка?
— Притомилась? — спросила она. — Что значит притомилась?
Они поехали дальше.
— А дальше? — опять спросила Амадора.
— Дальше?
— Разве ты рассказал обо всём случившемся в детстве?
— Да. Конечно. Я был слишком юн, чтобы всё понять. Но со временем понял, сопоставляя те или иные подробности...
— Твоя гувернантка, ты говорил, Мальвена, из-за неё возникла куча неприятностей?
— Морвенна. Это случилось позднее, когда мне исполнилось десять... — он размял повреждённую руку. — Мы с ней подружились. Но однажды повстречали Дрейка Карна, брата Демельзы, и они с Морвенной стали близкими друзьями, больше чем просто друзьями. Безумно полюбили друг друга. Единственным препятствием была разница в их положении: Дрейк не принадлежал к тому же кругу, что и Морвенна, а родство с Полдарком стало причиной особой ненависти Джорджа. Тот навязал Морвенне брак с отвратительным священником по имени Осборн Уитворт. — Джеффри Чарльз сердито пожал плечами. — О тех временах... лучше забыть. Но когда это всплывает в памяти...
Амадора сильнее натянула узду.
— Но ведь ты говорил, что несколько лет назад этот Дрейк с Морвенной поженились. Как это понять?
— Этого священника Уитворта убили грабители, либо он неудачно упал с лошади. В общем, он умер. И через некоторое время Дрейк с Морвенной поженились. Мне уже исполнилось пятнадцать, я учился в школе. Разумеется, он мне писал. Морвенна тоже. Но всё равно приходилось читать между строк и узнавать правду от других людей.
— Какую правду?
— Вскоре после свадьбы умер управляющий небольшой верфи в Лоо по имени Блюитт. Они с Россом были совладельцами верфи. Росс предложил должность Дрейку, и тот согласился, а в следующем декабре они переехали туда. У них есть дочь, благодарение Всевышнему... Теперь ты понимаешь, о чем я? Видишь, вся листва опала.
Они продрались сквозь спутанный подлесок и выехали на вересковую пустошь, где паслись козы; в ручье крутилось водяное колесо и с шумом приводило в действие железные стержни; на горизонте виднелись лачуги, мулы с переметными сумками шли по дороге. Сильный ветер нагнал низкие тучи.
— Ах, это напоминает Испанию, — обрадовалась Амадора.
— Вот только солнца нет.
— Солнца нет. Но иногда же его видно? Вчера вечером оно светило.
Они двинулись дальше.
Джеффри Чарльз продолжил:
— Преподобный Осборн Уитворт настолько грубо обращался с женой, что после его смерти Морвенна поклялась больше никогда не выходить замуж, даже за Дрейка. Физическая близость стала для неё чем-то непристойным. Лишь после долгих убеждений, когда Дрейк обязался не ждать от неё супружеской близости, она наконец согласилась. А через полтора года после переезда в Лоо у них родилась дочь... Мне не терпелось навестить их... Ты успеваешь за мыслью, или я слишком быстро говорю?
— Да, успеваю.
— Я приехал и увидел, насколько они счастливы и рады рождению ребёнка. Морвенне, как сказал Дрейк, всё всёещё снятся кошмары, которые на неделю выбивают её из колеи, и тогда она не выносит его прикосновений. Но кошмары снятся всё реже; и всё равно в промежутках между кошмарами, как сказал Дрейк, между ними мир и любовь.
Свиньи копались в грязи у хибары с соломенной крышей, пьяно покосившейся в сторону треугольного поля, где работали женщина и трое детей.
— Красиво, — сказала Амадора.
Джеффри Чарльз рассмеялся.
— Это как посмотреть. Вон там два дома, видишь, один из них развалился. Ты ведь понимаешь слово «живописный»?
— Ну конечно. Живописный. И красивый тоже.
Услышав голоса, женщина с детьми прекратили работу и уставились на них. Джеффри Чарльз поднял руку в приветственном жесте, но никто не помахал в ответ.
Вскоре они выехали на пустынную местность, где совершенно отсутствовала растительность и всё было отдано под нужды горняков. Стояло несколько жалких хибар; полуголые ребятишки ковырялись в пустой породе, выброшенной при выемке грунта; заросший илом водоём источал зловоние, к которому примешивался запах серы и дыма, пока всё не разгонит ветер. Туда-сюда сновали шахтёры и погонщики мулов в рабочей одежде; тощие и бледные дети постарше трудились в цехах по обогащению руды, просеивая олово и стоя босиком в воде. Казалось, все либо рыли землю, либо только что закончили рыть. Кое-где виднелись ямы, частично заполненные водой. В раскопах размером не глубже могилы мелькали заступы, а иногда и фетровые шляпы. Семь или восемь доменных печей чадили, многие были заброшены, а от некоторых остались лишь развалины.
— А это что такое? — спросила Амадора, указывая на разбросанные повсюду круглые будки, крытые соломой.
— Это подъёмные устройства.
— Устройства? Что за устройства?
— Приводы. Они крепятся к лебёдке, которая опускает ведро в ствол шахты. Ведро поднимает как воду, так и руду.
Амадора придержала лошадь и посмотрела сначала на будку, затем перевела взгляд на двух мулов, выполняющих роль тягловой силы, которые медленно и непрерывно двигались вокруг строения. На одном муле сидел проказливый мальчишка и подгонял обоих палкой. Он сделал неприличный жест в сторону глазеющих на него хорошо одетых людей.
Они продолжили путь верхом.
— Не расстраивайся, — подбодрил жену Джеффри Чарльз, — так не везде.
— Небо уже проясняется, — сказала Амадора, — вон, смотри.
Скользящий покров облаков уже отступал с горизонта, открывая полоску яркого света.
— Нам надо поскорее с ними увидеться, — вдруг сказал Джеффри Чарльз.
— С кем?
— С Дрейком и Морвенной. Мне следует пригласить их в Тренвит. Или можно самим к ним съездить.
— Это далеко?
— Тридцать миль. Может, чуть меньше. Но по пути придётся где-нибудь заночевать.
Они спустились в долину, где вновь взору предстали деревья, а птицы щебетали в зарослях; и доехали до красивого дома, стоящего на некотором расстоянии от отвалов породы.
— Здесь живет Томас Уилсон, — указал Джеффри Чарльз. — Он хозяин земли, а значит, снимает сливки с добычи на шахтах, мимо которых мы проехали.
— Сливки? Молоко? Не понимаю. Сливки — их ведь едят, верно?
— Да, сливки едят. Но в нашей стране существует и другое значение этого слова. Оно означает долю прибыли. Её часть. Хозяин земли получает прибыль — примерно одну девятую — от стоимости добытой руды.
— Значит, он богач?
— Если шахта процветает, то да.
— А в твоём доме в Тренвите нет такой прибыли?
— Однажды была. Полдарки владели значительной долей шахты под названием Грамблер, но двадцать с лишним лет тому назад она потерпела крах; и поэтому мы обеднели.
— Но ты же можешь открыть другие шахты, как твой кузен, капитан Полдарк? Разве он не открывает всё новые и новые шахты?
— Он испробовал с тремя, и повезло ему с двумя. К несчастью, на территории Тренвита у нас была только шахта Грамблер, и уйдет целое состояние, чтобы откачать оттуда воду, то есть осушить. Поскольку речь идёт о сырой шахте, то в первую очередь нужно откачать воду. Новые работы в окрестностях к успеху так и не привели; хотя была пара попыток. Мой отец стал игроком, чтобы возместить потери, и надеялся обнаружить новые жилы; но увы, он только ещё глубже погряз в долгах.