Бригид все понимала. Она только что стала свидетелем того, как брат пил из чаши Эпоны. Теперь он стал верховным шаманом. Охотница была уверена в этом. Еще она ничуть не сомневалась, что увидела в отражении бассейна, как разрушалась душа Брегона. Внезапный приступ тоски заглушил ее тревогу о табуне.
«Брат лишился почти всей души! Ку потерял лишь один небольшой осколок, но из-за этого от него осталась лишь скорбная оболочка, такая опустошенная и безнадежная, что он собирался покончить с жизнью. Я даже представить себе не могу, что же теперь будет с Брегоном. Как он сможет жить с такой раздробленной душой?»
Бригид вздохнула и снова провела пальцами по поверхности живой воды. Все было неправильно. Как сумел яд Майрерад уцелеть после ее смерти и испортить следующее поколение?
– Ты опоздала, сестра.
Охотница задохнулась и резко взглянула назад. Перед ней стоял брат. Не грустные разбитые куски души, которые только что плакали здесь. Этот кентавр излучал ту самую силу, которую ей так и не удалось получить.
46
Бригид надела маску прохладной отчужденности, которую носила почти всю жизнь. Ее улыбка была вежливой и равнодушной.
– Привет, Брегон.
– Оставь притворство, сестра, и уходи. – Его глаза превратились в щелки. – У тебя нет причины пить из чаши Эпоны. Ты выбрала другой путь в жизни. Мама была довольна твоим решением, я тоже. Возвращайся в леса, к людям, которых ты так сильно любишь. Нашему табуну ты не нужна.
– Мама была жалкой, испорченной особой. Она так жаждала силы, что ничто не могло ее удовлетворить, Брегон. Ты освободишься от влияния ее призрака в тот день, когда белое признаешь белым, а не черным.
– Значит, тебе известно, что она умерла?
– Да. Мне сказала Найэм.
Губы Брегона насмешливо искривились при упоминании имени сестры.
– Она погибла, но принесла мне эту весть, – продолжила Бригид.
– Найэм мертва? – Надменное выражение сошло с лица кентавра.
– Наша сестра загнала себя до смерти. Покончить с ненавистью, которую сеяла наша мать, было для нее важнее, чем сохранить собственную жизнь.
Брегон провел рукой по лицу. Когда он снова посмотрел на Бригид, она впервые начала понимать, каким незнакомцем с железной душой стал ее брат.
– Найэм всегда была глупой и слабой. Она жила и умерла именно так.
– Нет ничего глупого и слабого в том, чтобы отдать жизнь за других, – ответила Бригид.
– Есть, когда такие отважные усилия ни к чему не приводят, – глумливо усмехнулся он.
– Подумай сам, Брегон. Именно из-за Найэм я здесь. – Голос сестры стал громче, она буквально швыряла слова в брата. – Из-за нее я выпью из чаши Эпоны, вернусь на равнину и реализую свое неотъемлемое право – стану верховной шаманкой табуна Дианны.
– Нет, сестра. Я так не думаю. – Говоря это, Брегон с хитрым видом двинулся к чаше.
С грацией великолепного воина Кухулин скользнул между братом Бригид и его целью.
– Я подумал бы еще раз, Брегон, – проговорил он обманчиво беспечным голосом.
Брегон остановился. На его лице проступило удивление, потом – изумление.
– Человек?
– Знаешь, Бригид, я уже было начал сомневаться в наличии ума у твоего брата, но он поразил меня своей невероятной наблюдательностью, – благожелательно сказал Кухулин.
Из груди охотницы вырвался смешок, который она не смогла подавить. Этот звук взъярил Брегона.
– Как ты смеешь так говорить со мной, дерзкий человечишка!
Кухулин вздернул брови, словно кентавр сказал что-то смешное, а не оскорбил его, и заметил:
– Верно, я только человек, но вот это вполне может заменить мне копыта. – Он взмахнул сияющим белым мечом.
– Ты сейчас в ином мире, дурачок. Меч – оружие материальное. Здесь тебе нужна сила, данная духами. Вроде этой.