Открываю для себя Гайнихена. Я не слышала прежде его музыки. Между тем она прекрасна.
В перерыве прохаживаемся с Сашей в фойе.
Любаши я отчего-то нигде не вижу. Заглядываю мимоходом в опустевший зал.
«Ах, вот они! Сидят в самом углу!»
Я так понимаю, что Любаша прячет кандидата. Да и сама она, похоже, прячется — зарылась лицом в программу. Кандидат говорит ей что-то, а она молчит. Он опять говорит, а она не выдерживает, раздраженно вскрикивает. Лицо кандидата становится пунцовым. Он оглядывается — не был ли кто свидетелем этой неприятной сценки?
Я отхожу от двери. Саша приносит мороженое — как раз то, чего мне не хватало. Ванильное.
После антракта слушаем музыку Паганини и Меллнеса.
Может быть, я невежда (скорее, это так и есть), но я не воспринимаю музыку Паганини. Или невежество мое ни при чем. Я его музыку просто не воспринимаю. Я не такая — мы ведь все очень разные. Или я не готова. Возможно, настроение не то. Семена прорастают во взрыхленной почве. А я — целина. Есть надежда на Сашу… Но пока не ложится мне на душу Паганини. Мучает он мою душу. Чувствую, как волна нервозности растет во мне. Обрывки образов теснятся в сознании; в сердце дверь скрипит на ржавых петлях…
С тобой на облаке
После концерта выходим из зала одними из последних. Любаша с кандидатом уже ушли.
Садимся в машину. Некоторое время молчим. Саша не спешит заводить двигатель. Мне понятен ход его мыслей. Завести — значит, ехать. А куда?.. Тем более — если расставаться не хочется. И мне не хочется расставаться. Еще не поздно. Но я не знаю, что сказать. Я еще ничего не решила.
— Я так рад, Лена, что встретил вас, — тихо говорит Саша. — И вообще… Что вы есть. Это так прекрасно!
«Знал бы он, как рада я! Но ему этого не скажу! Во всяком случае, сегодня или завтра».
— Что может быть проще нашей встречи! — отвечаю я.
«Вот так! И мы, оказывается, умеем опережать на шаг! Для литератора это даже нормально».
Саше нравится мой ответ.
У меня странная реакция на его признание. Вроде я должна оживиться, кокетничать. Но я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.
«Не дай бог, тушь поплывет. Это будет катастрофа! Не хотела же накладывать тушь, — корю себя. — Отступила от правила — и вот! Надо быстро-быстро подумать о чем-то другом, отвлечься».
Я отворачиваюсь от Саши и смотрю в окно.
Вдруг замечаю Любашу. Широким шагом она идет по тротуару. Красиво идет — словно яхта наперерез волнам. Кандидат семенит, отдувается — едва поспевает за ней. Пытается схватить ее за руку, остановить. Но Люба вырывает руку. Он опять цепляется (вот прилипала!). Наконец Любаша останавливается. Кандидат уговаривает ее. Она молчит, гневно сводит брови. Потом он тихонько тянет ее за собой. Она не очень сопротивляется. Он тянет все настойчивее, и Любаша уже нехотя идет за ним. Они скрываются за углом. Через минуту на дорогу с ревом вылетает «мерседес».
Гляжу машине вслед.
«За рулем кандидат чувствует себя много увереннее, чем на тротуаре!»
Они быстро теряются из виду.
А я справляюсь с наплывом чувств.
Саша поворачивается ко мне. Мы смотрим друг на друга. Уже темно, но не настолько, чтобы я не видела его глаз. Ночь сегодня ясная, зажглись фонари. Можно сказать: освещение придало интимности. В салоне вполне уютно.
Саша включает радио. Какой-то блюз наполняет салон. Саша делает потише. Вот, в самый раз!.. В лобовое стекло смотрит черно-синее небо — прозрачное, чарующее. Такая редкость в наших краях!
Саша, должно быть, — счастливчик. У него все получается как бы само собой. И все служит ему, даже небо. Светят звезды. Мне? Нет, ему!.. Вон одна покатилась…
Саша тоже видит ее: