Потом очень честно смотрит на меня:
— Хочешь кофе?
Не дожидаясь ответа, он идет к машине. Через минуту возвращается с термосом.
Мы пьем кофе. Мне, кофеманке, кофе из его термоса кажется сейчас самым вкусным на свете.
«Как Саша варит его?»
Или кофе так вкусен на морском берегу, во влажном свежем воздухе, слегка пахнущем йодом?
Потом мы бросаем камушки в волны и до самого рассвета гуляем по берегу.
Я так счастлива…
Раз, звонок… два, звонок… три…
Рано утром возвращаемся в город. Саша подвозит меня до подъезда и, улыбнувшись на прощание, уезжает.
Я стараюсь быть незаметной на улице: в своем вечернем наряде в этот ранний час я выгляжу на тротуаре — как эскимос в Африке. Не гармонирую с окружающей средой (я старательно избегаю самого меткого сравнения, но себе-то могу признаться, что выгляжу сейчас, как девушка самой древней профессии после работы). Не оглядываясь по сторонам, опустив голову и быстро юркнув в подъезд, устало поднимаюсь по лестнице. Рукой придерживаюсь за перила. Они так прохладны. Они меня, утомленную бессонной ночью, освежают. Они мои лучшие друзья.
Тетушка ждет меня у распахнутой двери. Наверное, слышала машину и выглянула в окно.
«Ах, я поздно вспомнила о ней! Уже на рассвете. По дороге обратно. Я нехорошая все же! Заставить так волноваться пожилого человека… Она ведь всерьез считает, что ответственна за меня, — я немного смущена, однако через секунду восстает дух противоречия. — Но могу же я позволить себе раз в сто лет настоящее чувство! Я не хочу отчитываться! Я так устала».
Последние ступеньки преодолеваю едва не со стоном.
На тетушке лица нет.
— Лена, что случилось?..
«Кажется, впервые она назвала меня Леной».
— Все хорошо, тетя.
— Ну как же хорошо? — всплескивает она руками. — Ты не ночевала дома! И я ночь не спала. Уж не знала, что и делать. Бросаться на поиски? Но куда? Куда звонить? В милицию? Дочка, милая, я всю ночь ворочалась. Я вскакивала с постели на каждый скрип тормозов и подходила к окну. Ты меня не жалеешь, старую…
Виновато кивая, прохожу в прихожую:
— Ах, тетя Оля, я так устала — просто нет сил. Потом поговорим. Ладно? Потом…
— Но где ты была? — тетя хлопает дверью, обиженно звякают замки.
— Все хорошо. Потом. Долгий разговор, — у меня сами собой закрываются глаза; давненько (не могу и припомнить — когда) проводила я бессонные ночи.
Тетка не выдерживает:
— Но ты одно скажи: с тобой хоть все нормально? Я имею в виду…
Тетушка замолкает, подыскивает слова.
Я, вредная, жду. Мне даже становится любопытно: слова-то явно не простые. Снимаю туфли.
Будучи не в силах сформулировать вопрос, тетя многозначительно поясняет:
— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Не мучься, тетя! Я с ним не спала. Он хороший человек!
Тетя (с видимым облегчением) иронизирует:
— Как будто спят только с плохими.
Я улыбаюсь:
«Действительно! Ляпнула! И это я — литератор!»
Потом рассказываю:
— Мы были на море. Далеко-далеко отсюда… О, это был волшебный сон! Мы бросали камушки в воду…
— Камушки? — у тетки написано на лице, что она мне не очень-то верит.
— Да, камушки. И вообще: вели себя, как примерные школьники. Нечего волноваться.
Я стаскиваю с себя платье и бросаю его на спинку стула. Подхожу к постели и ничком падаю на нее. Все тело от усталости гудит — будто я отработала смену в кузнечном цеху.
Тетушка говорит мне в спину:
— Какая ты все-таки красивая у меня, племянница…
«Слава Богу! Она успокоилась. А мне урок: не забывай про близких, когда тебе хорошо; лучше забывай о них, когда тебе плохо».
Это последняя моя мысль. Отчетливая мысль.
Тетушка любезно накрывает меня прохладным покрывалом, и я проваливаюсь в небытие…
В этом небытии есть море. А главное, будто бы есть Саша. Кто-то говорил, что есть. Я оглядываюсь и не вижу. Но это сон. Мой сон! И в нем будет все, что я захочу. Я страстно хочу, чтобы Саша тут был. А он уже и есть. Только стоит у меня за спиной. Поэтому я не сразу его замечаю. Но вот замечаю наконец… Нечто золотое сверкает в небесах. Может, это знамение, которого я жду. Присматриваюсь. Это падает волос — мой золотой волос. Почему золотой, если я всегда была шатенкой? Оставляю этот вопрос без ответа. И вопрос, и ответ сейчас не так важны. Важно другое: мой золотой волос падает Саше на плечо. Сердце мое замирает. Стряхнет Саша волос или не стряхнет? А он уже взглядывает на волос. Конечно, не заметить его трудно. Он, золотой, блестит ослепительно — так, наверное, блестело перо жар-птицы. Саша осторожно берет его. Но я чувствую, будто он берет меня — за плечо.