Удивительно, но больной и похожий на Робеспьера мистер Клемент Поуп желал оставаться единственным мужчиной в доме, как оберегающий гарем султан. У Джереми он вызывал содрогание. Разговор приоткрыл завесу. Поначалу ходили слухи, что мистер Поуп поколачивает дочерей тростью, и прибегает к подобному наказанию даже теперь, когда одной из них исполнилось двадцать, а другой двадцать один. А что касается его жены Селины, то она происходила из бедной семьи, её отец служил армейским хирургом и умер молодым. Она вышла замуж по расчёту и, насколько можно было судить, выполняла свои обязательства в этой сделке. Когда они появлялись вместе в обществе, всем было очевидно, насколько мистер Поуп души не чает в жене. Бил ли он и её? Маловероятно, ведь привлекательная жена старого мужа всегда найдет способ дать ему почувствовать свою радость или неудовольствие. Но очевидно одно — мистер Поуп болезненно ревнив. И мужу не следовало видеть, как дружелюбный сосед на девять или десять лет её моложе вносит миссис Поуп в дом после падения с лошади. И единственным человеком, который мог ей служить и находиться на расстоянии вытянутой руки, был только тот, чьи мужские качества вызывают сомнения, к тому же ему не разрешали ночевать в доме.
Джереми повезло сразу же наткнуться на Певуна. Тот (чего не знал мистер Поуп) как совершенно нормальный мужчина безнадёжно влюбился в Кэти Картер и обрадовался предлогу навестить любимую и передать сообщение от миссис Поуп. Прыгающей походкой на мысках он отправился вслед за Джереми на помощь хозяйке.
Ни Джереми, ни кто-либо другой не знал, что Певун Томас несколько раз встречался с доктором Энисом по поводу своих странностей. Хотя он с трудом мог сказать, который час, и никогда не знал, какой сейчас месяц, он вполне мог вести нормальную жизнь, если бы ему позволили. К сожалению, он служил предметом насмешек всех окрестных мальчишек, они свистели и кривлялись ему вслед, и Певун осознавал, что женщины не принимают его всерьёз, а в особенности Кэти Картер, эта неуклюжая черноволосая девушка с узким лицом, свет его очей. Для неё он ничего не значил, просто забава, хорист с детским голоском, дурачок, вечно вляпывающийся в передряги, иногда по собственной вине, а иногда подстроенные чьим-нибудь извращённым умом. «Слыхали новости про Певуна, а?» Чтобы произвести на Кэти впечатление, чтобы она воспринимала его как серьёзного и достойного ухажёра, он хотел улучшить свою репутацию, избавиться от дурной славы.
Долговязый и неуклюжий конюх проводил миссис Поуп домой, а Джереми пошёл своей дорогой.
Он свернул на тропу к утёсу, обогнув земли Тренвита, — опасный маршрут в сумерках для любого, кто не знает дорогу. Поставленные когда-то Уорлегганом изгороди давно сгнили или были растащены на дрова, то тут, то там утёс осыпался вместе с частью тропы. В темноте легко было пропустить провалы и препятствия. Но Джереми хорошо знал дорогу. В прошлом году он частенько здесь ходил.
Джереми спустился до деревни Сол, где местами горели тусклые лампы и свечи, окна разбиты или заколочены, половина дверей починена плавником. В деревне воняло тухлой рыбой и нечистотами и лязгали оловянные дробилки. Нищета скапливалась на улице Гернси, как ил на дне пруда — никаких перемен, никаких улучшений с тех времён, когда Джереми был ещё мальчишкой; но стоило забраться вверх к мощёной Стиппи-Стаппи-лейн, как дома становились поприличней. Дальше путь лежал мимо лавки Картеров и вверх по холму до церкви Сола. А за церковью с покосившимся шпилем — через деревню Грамблер, где стояло всего несколько коттеджей по каждой стороне раскисшей улицы, построенных в те времена, когда ещё работала шахта Грамблер, но теперь дома, хотя и жилые, выглядели крайне запущенными. Здесь жили Коуды, Роу, Боттреллы, Прауты, Биллингсы, Томасы, а в последнем коттедже в деревне, рядом с Томасами, в полуразвалившейся лачуге доживали свои дни Джуд и Пруди Пэйнтеры.
В их доме горел свет, и Джереми осторожно прошёл мимо, не желая, чтобы его узнали и окликнули, но тут кто-то прикоснулся к его руке.
— Ага, старый приятель. Удачная встреча, да?
Даже в темноте можно было разглядеть светлую шевелюру, а уж голос ни с чьим не спутаешь.
— Стивен! Бог ты мой! Что ты здесь делаешь?