Выбрать главу

Для экскурсий по Парижу и окрестностям – три «роллс-ройса». Один – белый, для выездов по утрам.

Другой – серебристо-жемчужный для полудня. Третий – торжественный, темно-голубой. 330 тысяч крузейро. Что еще?… Трехязыковые секретарши с дипломами курсов ЮНЕСКО – служба круглосуточная в течение недели: 30 тысяч. Да, а гардероб? Предположим, портным будет знаменитый Черрути. Закажем ему, скажем, полдюжины костюмов, четыре смокинга, шесть свитеров (в Европе сейчас дело идет к зиме!), рубашки, сколько рубашек? Ну, две дюжины для начала. Что еще? Восемь пар обуви, штук восемь брюк, плащ, кофта из шерсти боливийских лам, шуба меховая из соболей или черной обезьяны…За все это 100 тысяч. Далее, возьмем, напитки. Шампанское! Шампанское – старая слабость Флавио. Две тысячи бутылок «Пьер Жоэ» с отпечатанным именем хозяина – то есть Флавио! – на этикетке: 300 тысяч.

А если по приезде закатить обед в «Максиме»? На тридцать персон. Созвать все сливки бразильского общества, обитающего в Париже. От посла до писателя Антонио Кальядо. Меню: черная икра, консоме.

Дальше в справочнике шли названия, от которых у Флавио закружилась голова: лосось, кабанья печень, пулярка. Что-то там еще? И все это – за какие-то 20 тысяч, включая чаевые! Смешно: уже неделю он пробыл в Париже, а истрачено всего лишь… сколько?…885 тысяч. 12 миллионов, можно сказать, и не распечатаны!

Теперь уже Флавио не сомневался, что он поедет в Париж. И не только в Париж. Вокруг света! Париж – Лондон – Мюнхен. Что там еще?… Мысли путались. Мюнхен как-то сразу же вспомнился: скоро там будет олимпиада, о которой все чаще пишет «Жорнал дос спортс». А что там, за Мюнхеном? Россия с ее загадочной Сибирью? Поедем и в Россию.

Япония, где, говорят, была какая-то роскошная выставка? Поедем и в Японию. Оттуда – в Индию. Посмотреть на йогов. Что еще? США! Конечно! Там же надо послушать живьем великого Синатру! Нужно будет взять с собой Зеку. Пусть посмотрит, что такое настоящая жизнь! А Дамиан? Ну, старик, конечно, ни к чему. Он вообще не заслужил своей доли. Никогда не платил свои ставки! Вся «Лузитания» знает об этом. Да, да, никогда не платил! Ему можно будет сунуть отступного. Тысяч сто, скажем. Нет, полсотни.

Или тысяч двадцать. А вообще-то говоря, что он с ними будет делать? Ему и жить-то осталось лет пять. Если не меньше. Зачем ему столько? Дадим ему тысчонку, и хватит с него.

…Вакханалия в «Лузитании» завершилась, когда город просыпался. Скрипнули жалюзи булочной напротив. Заспанный мясник звякал ключами, отпирая лавку и придерживая ногой велосипед, чтобы он не упал. Взвизгнул тормозами автобус, влетая на перекресток. Соуза, мотая свинцовой головой, погрозил ему вслед кулаком.

А в это время бледный Лоретти, только что открывший свой киоск и получивший первую утреннюю пачку «Жорнал дос спортс», неверными шагами шел к «Лузитании». В дрожащей руке он сжимал газету, протягивая ее Флавио. Тот, подняв голову от своих бесконечных подсчетов, глянул на «шапку», пересекавшую первую полосу. И уронил карандаш. Набранная красным шрифтом «шапка» кричала: «СЕНСАЦИЯ!!! 18 с лишним тысяч человек стали победителями последнего тура. Премия, разделенная между ними, даст каждому победителю всего лишь по пятьсот с небольшим крузейро».

Двадцать лет спустя

«Они никогда не переставали думать, что всегда были лучше нас» – так писал журнал «Вежа» об уругвайцах накануне этого матча, подчеркивая остроту традиционного соперничества, уходящего своими корнями в давние пограничные, да и не только пограничные споры. Не будем преувеличивать их роль, однако учтем, что в подборке справочного материала к матчу Бразилия – Уругвай упомянутый журнал не забыл опубликовать напоминание о том, что с 1820 по 1825 год нынешние уругвайские земли были маленькой Цисплатинской провинцией великой бразильской державы и что само появление на свет «Восточной республики Уругвай» явилось следствием долгих баталий и распрь: «Может быть, играя против нас, уругвайцы потому всячески стремятся взбодрить и оживить свой дряхлеющий футбол, что именно в схватках с нами они находят путь своего самоутверждения? Именно против нас они себя чувствуют настоящими уругвайцами…»

В этом вечном стремлении маленькой страны бросить вызов своему гигантскому соседу можно уловить нечто библейское, ассоциирующееся с вечной темой Давида и Голиафа. Все население Уругвая можно разместить в Рии-де-Жанейро, щедро одарив персональными квартирами. И еще останется кое-какая жилплощадь! Однако на поле они всегда встречались на равных. Потому что на поле выходят не три миллиона против девяноста, а одиннадцать бойцов против одиннадцати. И их дряхлеющий в последние годы футбол всегда наливался кровью и выпускал когти, когда на другой половине поля показывались желтозеленые футболки бразильцев! Именно этим в первую очередь и объяснялось то памятное поражение бразильцев в финале четвертого чемпионата мира 16 июля 1950 года у себя дома (!) – на «Маракане», специально построенной для несостоявшегося торжества, для завоевания богини Нике. Вспомним, как это было…

За несколько дней до «великого финала» заранее ликующий Рио уже предвкушал сладость желанной победы. На каждом углу, в барах и автобусах, на обласканной океаном Копакабане и продымленной серой Оларии гремели праздничные марши. Впервые со времен открытия Бразилии Кабралом «кариоки» рассказывали анекдоты не о простаке-португальце, а о простофиле-уругвайце. В подвалах магазинов и на торговых складах уже были заготовлены миллионы вымпелов с гордой надписью «Бразилия – чемпион!», поздравительных открыток и фотографий. «Лузитания» закупила для предстоящих победных торжеств двойную норму пива и кашасы.

Через ров, отделяющий футбольное поле «Мараканы» от трибун, перекидывались мостки, по которым по окончании матча должны были перебраться празднично разукрашенные карнавальные машины и колесницы, осыпаемые тоннами серпантина и конфетти, размещенных в ожидании заветного мига на самом верхнем ярусе, на козырьке, предохраняющем трибуны от ветра и дождя. За трое суток до финального матча началось чествование будущих чемпионов мира: дело было накануне очередных выборов, и «концентрация» сборной превратилась в шумный проходной двор, в азиатский базар, в этакую помесь одесской толкучки и бразильского карнавала. Сотни кандидатов в депутаты, в сенаторы и министры тянулись нестройной чередой, обнимая кумиров, хлопая по плечам, улыбаясь в дымящиеся от напряжения объективы кино- и фотокамер. Каждый хотел сфотографироваться с людьми, которые завтра станут чемпионами мира, ибо каждая такая фотография сулила куда больше голосов избирателей, чем велеречивые обещания, которые, в общем-то, были одинаковы у всех кандидатов.

В день матча газеты вышли под праздничными шапками. «Жорнал до Бразил» писала: «Бразильская команда, одержав свои сенсационные победы, выходит сегодня на поле с уже завоеванной славой сильнейшей команды мира. И надеемся, что немного погодя, по окончании двух великих схваток по 45 минут каждая, ее блистательный престиж будет окончательно подтвержден».

В это утро капитан уругвайской команды Обдулио Варела встал раньше своих товарищей. На рассвете он вышел из отеля, охранявшегося усиленными нарядами полиции от болельщиков, которые могли зайти в своих патриотических эмоциях слишком далеко.