Над баром появился самодельный плакат «Привет героям!», портреты Пеле и Ривелино, которого Педро считал вторым после «короля» «конструктором великой победы». Над головой Ривелино развевался желто-зеленый бразильский стяг. В этом отношении «Лузитания» не проявила никакой оригинальности: в тот день в Рио-де-Жанейро не было ни одного здания, ни одного автомобиля, ни одного забора или столба, на котором не был бы вывешен бразильский флаг. Город по-весеннему расцветился в желто-зеленый цвет.
К середине дня (прибытие футболистов ожидалось где-то после полудня) «Лузитания» опустела. Все ушли встречать «три-кампеонов». Зека отправился в международный аэропорт Галеао, Сильвия, успокоившаяся после удачной операции дочери, Дамиан и Лоретти, закрывший ранее обычного свой киоск, уехали на авениду президента Варгаса, Флавио ликовал больше всех: победители должны были прибыть именно в его отель, и он, таким образом, имел самые большие шансы увидеть Пеле и, если повезет, богиню.
С каждой минутой жизнь города все больше и больше подчинялась ритуалу встречи. На улицы, по которым должен был проехать кортеж, спускались с гор школы самбы, разодетые в вытащенные из сундуков карнавальные наряды. На перекрестках и площадях выстраивались оркестры и батареи со своими тамбуринами и сурдос. На крышах небоскребов занимали стратегические позиции фоторепортеры и мастера фейерверка, оснащенные тысячами ракет и петард.
Над городом патрулировали полицейские вертолеты.
Взмокшие от напряжения полицейские безуспешно пытались регулировать уличное движение. Операторы передвижных телевизионных станций нервно регулировали объективы и осветительную аппаратуру. Служащие контор и банков, страховых обществ и правительственных канцелярий лихорадочно рвали в клочья старые документы, заготавливая тонны «папел-пикадо» – бумажного снега, который должен был низвергнуться на головы футболистов. В ресторане «Плаза-Копакабана» накрывался праздничный стол: толстосумы из Комитета помощи сборной, финансировавшего поездку команды на чемпионат, намеревались закатить праздничный ужин в честь победителей.
Зека томился в аэропорту шесть часов. Шесть часов страдали стиснутые толпой на авениде Варгаса Сильвия, Дамиан и Лоретти. Вокруг кричали дети, матери кормили малышей грудью, кто-то спал прямо на тротуаре, и люди переступали через раскинутые руки. Но энтузиазм не угасал. Продолжали греметь оркестры, и никто не покидал отвоеванных мест, опасаясь в последнюю минуту быть оттиснутым от заветной полоски мостовой, по которой проедут «три-кампеоны».
А они в это время еще были в тысяче километров от Рио. В президентском дворце в молодой столице страны – Бразилиа – они заканчивали обед, на котором присутствовала «вся столица». Министры сжимали в руках драгоценные автографы. Внук президента уже сфотографировался с Пеле. Каждый из «три-кампеонов» получил по чеку на 25 тысяч долларов – награду за победу. За окнами кипел безбрежный людской океан: на площади Трех Властей собрался весь город. За десять лет своего существования Бразилиа успела пережить многое. Шесть президентов сменились в стране за это время. На улицах города бушевали студенческие манифестации и маршировали солдатские колонны. Но никогда еще перед дворцом президента не собиралось столько народа.
Потом – перелет в Рио. В свете прожекторов под грохот военных оркестров на трапе показался Карлос Альберто с Нике в поднятых над головой руках.
За ним – Загало, Брито, Пеле, Жаирзиньо и остальные. Зека рыдал, потрясая кулаками. Вместе с ним рыдали, кричали, пели, стонали десятки тысяч обезумевших от счастья кариок. Тревожно взвыли сирены полицейских мотоциклов. Тронулись две громадные красные пожарные машины, на которых, как на капитанских мостиках, стояли «три-кампеоны».
Всколыхнулось море голов. И начался торжественный марш победы.
Несколько часов двигались пожарные машины через центр города. Дамиан выскочил за цепь солдат и побежал к головной машине, бросая Загало букет цветов, утащенный у зазевавшейся торговки. Полицейский схватил Дамиана за рубаху и швырнул назад. Сильвия молилась, воздев глаза к небу, к богу, который, конечно же, и сегодня был бразильцем.
Лоретти пел гимн, вытирая слезы и сморкаясь на свои начищенные сандалии. У входа в «Плазу» солдаты вынуждены были растаскивать толпу, чтобы по крошечному проходу, теснимые и сдавливаемые тысячами разгоряченных тел, чемпионы могли пройти в отель.
Торжественный обед с банкирами не получился.
Измученные герои отказались подвергаться еще одной пытке и выслали с извинениями Авеланжа. Самый богатый человек страны – Вальтер Морейра Салес и его друзья вынуждены были поедать креветки и ананасы в грустном одиночестве, прислушиваясь к рокоту барабанов и взрывам петард, озарявшим небо Копакабаны дымными вспышками.
А богиня в это время устроилась на покой в надежно запертом сейфе отеля. Это были последние минуты отдыха усталой Нике. Начиная со следующего дня она должна была отправиться в долгое путешествие по стране. Разработанный Авеланжем маршрут ее следования был рассчитан на несколько месяцев.
На церемониях, на торжествах открытия новых стадионов, на спортивных ассамблеях и предвыборных митингах маленькая золотая статуэтка должна была служить катализатором патриотических настроений и воодушевлять соотечественников Пеле на всевозможные героические деяния. С трепетным восхищением ее созерцали строители Трансамазонской магистрали и пастухи бескрайних степей Рио-Гранде, измученные нескончаемой засухой кабоклос – крестьяне северо-востока и шахтеры Минас-Жерайса.
Замерев в положение «смирно», на нее благоговейно глазели заключенные центральной тюрьмы Рио«Лемос-де-Брито», а спустя несколько дней ее робко ощупывали своими чуткими пальцами воспитанники колонии имени Бенджамина Констана для слепых детей.
Если для них Нике являлась источником возвышенных эмоций и патриотической гордости, то для бесчисленной армии политиков и администраторов чиновников и партийных функционеров она стала щедрым родником внеплановых политических дивидендов. Окончание чемпионата мира совпало с разгаром предвыборной кампании. Готовясь к борьбе за депутатские мандаты, руководители правящей партии АРЕНА разработали и направили своим местным комитетам документ с предложением максимально использовать победу в Мексике для завоевания голосов избирателей. Сказано – сделано. Не успели смолкнуть торжественные речи и звуки фанфар, как на улицах бразильских городов появились машины, исторгавшие из громкоговорителей записанные на пленку велеречивые обещания кандидатов в перемежку с кусками репортажей о мексиканских матчах. В избирательные участки направлялись для раздачи населению мешки открыток и плакатов с портретами чемпионов, мимеографические копии их автографов и наборы почтовых марок, выпущенных в честь победы.
Оппозиционная партия МДБ, спохватившись, попробовала протестовать. Депутат парламента падре Нобре выступил в палате представителей с язвительной репликой, заметив, что четыре года назад АРЕНА отнюдь не пыталась взять на себя ответственность за поражение в Англии. С саркастической улыбкой падре Нобре поинтересовался, кто из футболистов или тренеров сборной заявил о своей принадлежности к рядам АРЕНЫ. И попросил разъяснить ему, какое отношение имели к мексиканским подвигам Пеле и Жаирзиньо почтенные депутаты, заседавшие в парламентских креслах?
Этот выпад не был, разумеется, оставлен без ответа: вице-лидер правительственного большинства с негодованием отверг инсинуации оппозиции, пояснив, что успех правящей партии заключался в том, что именно благодаря ее усилиям вся бразильская нация получила возможность наблюдать мексиканские баталии по телевидению!
В те дни чемпионы мира были нарасхват. Депутаты и кандидаты в депутаты, губернаторы и их будущие преемники, правительственные чиновники и политические боссы спешили увековечить себя для потомства, фотографируясь в обнимку с усталыми, послушно улыбающимися победителями и с безответной Нике в руках. Сеньор Авеланж, прибывший на предвыборный митинг в столицу штата Рио-Гранде-доНорте – город Натал, заявил, что кандидат партии АРЕНА в сенат сеньор Жесес Пинто Фрейре является, по его мнению, «настоящим «три-кампеоном» мира по футболу». Поблескивавшая в руках Авеланжа Нике должна была с непреложностью нотариального штампа зафиксировать истинность этого утверждения.