Зазвенели разбитые стекла. В ответ послышалось цоканье подков: гася протест гаврошей, у которых нет ни денег на билет, ни крыши над головой, конная полиция ринулась на восстановление законности и порядка.
Накануне следующего матча стадион был окружен еще более плотным заслоном полиции«А мальчишки не могли смириться. Одни бегали, выпрашивая деньги у взрослых, другие, более предприимчивые, занялись коммерцией. «Сеньор! Сеньор! Пожалуйста, купите апельсин! Купите скорее, а то начнется матч, и я не посмотрю мой «Фламенго»!» – взывал негритенок у входа на трибуну прессы и почетных гостей.
Матч «Фламенго» и «Ботафого» начинался, а ему все еще не хватало одного крузейро. «Один крузейро! Один крузейро!» – кричал малыш, и слезы катились по его щекам«
Да, «Маракана» многое повидала на своем веку.
На ее «трибуне почета» горделиво восседали знаменитые кинозвезды и наследные принцы, миллионеры из Европы и генералы из США, затянутые в цветастые тоги африканские послы и сверкающие смокингами особы королевских кровей. Знаменитый брат знаменитого американского президента Роберт Кеннеди бегом бежал с этой трибуны в душную раздевалку и прямо под душем обнял роняющего мыльную пену, голого Пеле. Он знал, сколько голосов будет стоить ему эта фотография на предстоящих президентских выборах, до которых он так и не дожил, Английская королева вручала здесь Пеле после устроенного в ее честь матча Кубок дружбы, и волнующиеся фотографы, пытавшиеся запечатлеть историческую встречу королевы с «королем», кричали истошными голосами: «Эй, королева! А ну подвинься! Встань поближе к нему!»
И для королевы, и для Роберта Кеннеди, и для тысяч прочих высокопоставленных визитеров «Маракана» явилась всего лишь мимолетным эпизодом в их пестрой и бурной жизни. А для тысяч простых кариок – жителей Рио – она стала родным домом.
И не только в переносном, но и в самом прямом смысле этого слова: после страшных тропических ливней и наводнений, смывших в 1966-1967 годах с окрестных гор целые кварталы фавел, под трибунами «Мараканы» нашли убежище десятки тысяч бедняков, лишившихся крова. Долгие недели они ютились здесь, ожидая помощи правительства штата, голодая, страдая от сырости и зноя.
Как известно, «Маракана» является сугубо футбольным стадионом. На ее «центральном ядре» – как принято у нас говорить – нет ничего, кроме футбольного поля, огражденного рвом и барьером. Однако, кроме футбола, здесь проходит ежегодно еще одно, не менее ожесточенное состязание: каждую осень на архибанкаду стадиона приходят тысячи юношей и девушек, сдающих вступительные экзамены в университет и другие учебные заведения города.
Впрочем, не будем уклоняться от главной темы этой книжки, от футбола, и вспомним, что разговор о «Маракане» зашел у нас в связи с тем, что именно на этом стадионе должен был состояться «матч благодарности», отмечавший финал торжеств в связи с завоеванием «Золотой богини». Хотя этот матч не был рекордным с точки зрения посещаемости: через рулетки контролеров прошло «всего лишь» 139 тысяч зрителей, он поставил иной рекорд – он стал самым радостным и веселым, самым праздничным и – не побоюсь этого слова – нарядным футбольным зрелищем, которое видели бразильцы за всю историю своего футбола. И дело было не только в праздничной иллюминации, в расцвеченных прожекторами гигантских воздушных шарах, которые подымали над футбольным полем лозунги: «Спасибо тебе, Мексика» и «Слава нашим «три-кампеонам». Дело было не в чинных эволюциях военного оркестра, не в цветах, усеявших трибуны, не в «папел-пикадо», усыпавшей поле разноцветным бумажным снегом. Нет, сам этот матч был удивительным и необычным. Еще бы: в этот день «три-кампеоны» впервые после Мексики выходили на поле, впервые появились перед своей торсидой, впервые играли в своем новом качестве – в звании покорителей «Золотой богини» – на самом большом стадионе Земли. Этот матч не был футбольным состязанием: над командами не висел дамоклов меч поражения или деклассификации, никто особенно не заботился о количестве забитых голов. Парни вышли на поле, чтобы порадовать своих соотечественников.
И чтобы поиграть в свое удовольствие.
И они показали все, что они умеют! Они показали, на что они способны. Это был спектакль волшебников и фокусников, задиристый, остроумный футбольный мюзик-холл, веселая помесь балетного представления с цирковой клоунадой и искрящейся пантомимой. Мяч выписывал над полем самые немыслимые орбиты, скакал по коленям, спинам, катался по плечам и животам этих резвящихся в свое удовольствие молодых парней, которые совсем не походили сейчас на всемогущих чемпионов, поставивших на колени весь футбольный мир.
Шутя были забиты два гола в ворота мексиканцев, а затем, словно демонстрируя великодушие и щедрое гостеприимство хозяев, «три-кампеоны» великодушно позволили гостям под занавес «размочить» счет. Так и закончилась эта встреча – 2:1, И долго еще вспыхивали над медленно пустеющими трибунами бенгальские огни, долго тлели головешки празничных костров, разложенных на архибанкаде. И среди них дымился маленький костер, организованный «Лузитанией», которая, разумеется, в полном составе прибыла на этот матч. В полном составе, кроме Дамиана, который не смог пойти вместе со всеми на архибанкаду: шесть крузейро – это не шутка! Таких денег старик никогда в руках своих не держал. Поэтому он вынужден был отправиться на стоячие места – «жерал», и весь матч маячил там, внизу, прижавшись к ограде над пустым рвом.
История одной жизни
По окончании матча с мексиканцами отведенная бразильской команде раздевалка «Мараканы» бурлила восторгами. Бронзовые мыльные «три-кампеоны» роняли белую пену на лакированные штиблеты спустившихся с трибуны почета чиновников СБД. Нервные репортеры бесцеремонно расталкивали мексиканских дипломатов, пришедших поздравить победителей. Долговязый Авеланж, скривив в снисходительной улыбке уголок тонкогубого рта, принимал поздравления и удовлетворенно покачивал головой. Его застывшее лицо сохраняло обычное выражение холодной учтивости.
Кто-то обнимал Загало, кто-то дружески толкал под ребра Жерсона, кто-то пытался изображать хмельные пируэты самбы. Склонившись над млеющими в гигантских горячих ваннах чемпионами, репортеры хватали у них лихорадочные интервью, водя разнокалиберными микрофонами от носа к носу.
А неподалеку от входа, стараясь держаться подальше от эпицентра всех этих катаклизмов, стоял безразличный ко всей этой суете грузный человек.
Глаза его серьезно и внимательно разглядывали происходящее, а на усталом лице застыла, словно забытая, улыбка. Она постепенно исчезала, просачиваясь сквозь глубокие морщины мясистых щек. Но каждый раз, когда мимо него проходил кто-то из футболистов, улыбка возвращалась.
– Ба! Да это сеньор Висенте!
– Как живете, сеу Висенте? – Рады вас видеть…
Ему пожимали руки Тостао и Жаир, его хлопали по плечам Пеле и Карлос Альберто.
Его приветствовали только футболисты. Чиновники СБД равнодушно проходили мимо. Снующие туда-сюда репортеры не обращали на него внимания. Грузный старик олицетворял для них прошлое. Неприятное прошлое, о котором не хочется вспоминать. Репортеры ищут новость, событие, сенсацию. А этот человек, который на протяжении долгих лет был самой сенсационной новостью и самой новой сенсацией, сегодня уже не был способен, не мог взволновать читателей газет, жаждущих унюхать запах крови и ощутить кислый привкус порохового дыма, струящийся с газетных полос.
Я знал этого человека только по фотографиям.
И, увидев его, замер. Я понял, что присутствую при историческом событии, которое не смогли оценить бразильские репортеры, занятые смакованием животрепещущих подробностей только что закончившегося матча, и футбольные чиновники, столпившиеся вокруг натягивавшего свои небесно-голубые брюки Пеле. Я понял, что на моих глазах происходит возвращение Висенте Феолы, его первая после 1966 года встреча со своими бывшими питомцами. Первая встреча с тех пор, как в холодном лондонском аэропорту он расстался со своей только что побежденной командой, возвращавшейся с опущенной головой на родину. Они возвращались тогда в Рио, а он оставался в Европе, желая отдохнуть немного от сумасшедшей горячки последних месяцев, от нервотрепки, от тяжелого потрясения, вызванного ливерпульской катастрофой.