Во второй половине дня мы вернулись в Сан-Паулу. Солнце клонилось к горизонту, и на громады небоскребов лег золотой багрянец. Они отливали золотом и излучали накопившийся за день жар, раскаляя и без того жаркий воздух серых ущелий городских улиц, В маленьком кафе на авениде Цпиранга подошла к концу долгая двухдневная беседа с этим старым и мудрым человеком. Потягивая ледяное пиво, он все так же тихо, словно разговаривая сам с собой, подводит итог. То ли нашей беседы, то ли собственной жизни:
– Когда посвящаешь свою жизнь футболу, нужно быть готовым ко всему. К разочарованиям и радостям, к крушению надежд и осуществлению самых несбыточных мечтаний. Жалею ли я о том, что я отдал свою жизнь футболу? Пожалуй, нет…
Я многое пережил, перестрадал, перечувствовал, Я познал радость великих побед и вкусил горечь тяжелых провалов. Но разве могло быть иначе? Разве есть в жизни путь, который усыпан одними только розами? И разве бывают розы без шипов?
И, может быть, самым дорогим в моей жизни, когда я оглядываюсь на пройденный путь, было сознание того, что мой труд доставлял людям радость.
Или даже счастье. Ну а когда приходили иные дни, когда нас постигали неудачи… В такие дни вряд ли мог бы найтись человек, который бы страдал больше, чем я. Не потому, что проигран матч или чемпионат. А от сознания того, что я причинил страдания и боль моему народу.
У меня было много ошибок, но в одном я чист перед своей совестью и перед людьми, которые захотели бы судить меня: я всегда был честен с теми, кем мне приходилось руководить. Я никогда не перекладывал ответственность на чужие плечи. Я не принадлежал к числу тех тренеров, которые говорят: «Я выиграл матч… Мы сыграли вничью… Они, футболисты, проиграли эту встречу». Я говорил: «Мы выиграли». Я говорил: «Мы проиграли». И, может быть, поэтому у меня никогда не возникало недоразумений с игроками.
Я оглядываюсь на пройденный путь. Сорок лет отданы футболу. Сорок лет. Это очень много. Вероятно, я имею право на отдых. Но почему-то мне не хочется отдыхать.
Счастлив ли я? Не знаю. Трудно ответить на этот вопрос. Наверняка знаю лишь одно: я не нсалею о том, что пошел по этому пути. И если бы смог вернуться назад, то, вероятно, все повторил бы сначала.
Когда наступают будни
Футбол, даже бразильский, имеет не только праздники, но и будни. Те самые долгие недели и месяцы, когда закладывается фундамент грядущих побед или…, провалов. Когда утихают страсти и озабоченно трещат арифмометры подтрибунных бухгалтерий. Когда тускнеет слава вчерашних героев, покрываются паутиной призы, и кубки. Когда пустеют трибуны и уходят в отпуска редакторы футбольных еженедельников.
Именно о таком межсезонье и пойдет речь в нашей последней главе.
Советские любители спорта, наблюдавшие 18 июля 1971 года на экранах телевизоров товарищеский матч сборных Бразилии и Югославии на «Маракане» (кстати, это была первая в истории советского телевидения прямая трансляция из Южной Америки), ставший прощальным выступлением Пеле за сборную, задаются, вероятно, вопросом: «Почему этот спортсмен, находящийся в расцвете своих сил, в том самом «золотом» возрасте, когда еще не растрачены силы и уже нажит колоссальный опыт, решил уйти из команды, которую никто не представляет без него вот уже более двенадцати лет?» В самом деле: почему?
Как известно, это сенсационное решение было объявлено «королем» в марте 1971 года на первом после мексиканского чемпионата тренировочном сборе команды. Сбор не был «тренировочным» в полном смысле этого слова: спортсменов вызвали в конфедерацию бразильского спорта для медицинского освидетельствования в связи с предстоявшими в июле товарищескими матчами сборной команды. Где-то в коридорах госпиталя Мигель Коуто в Рио-де-Жанейро, переходя из рентгеновского кабинета к дантисту в сопровождении шумной толпы репортеров и фотографов, вот уже добрых полтора десятка лет не отстающих от Пеле ни на шаг, он и взорвал свою бомбу, спокойно заявив: «В июле я ухожу из сборной, сыграв свой прощальный матч. В крайнем случае, два: один в Сан-Паулу, другой в Рио-де-Жанейро.
И в том и в другом случае я сыграю минут по десять, не больше…»
Не будем пытаться описать смятение и недоумение, охватившие страну после этих слов. В Бразилии футбольные сенсации всегда оттесняют на второй план события, происходящие в иных сферах жизни. Но сейчас потрясение было особенно большим. И вопрос «почему?» охватил с быстротой цепной реакции все слои футбольной общественности, от рядовых болельщиков до высших чиновников правительства. (Напомним, что общепризнанным «болельщиком номер один» является президент страны – генерал Гаррастазу Медиси, поклонник клуба «Фламенго», старающийся не пропускать важнейшие матчи своего клуба, не говоря уже о национальной сборной.)
На повторенный тысячи и десятки тысяч раз вопрос «почему?» Пеле сказал, что он, как и каждый спортсмен, имеет право выбрать наиболее удачное время для ухода. Лучше расстаться с футболом в зените славы, когда трибуны аплодируют тебе, чем меланхолически сползать на позиции стареющего «пенсионера», живого монумента, которому поклоняются, но в которого перестали верить. Лучше уйти, пока ты доставляешь людям радость, чем дождаться момента, когда торсида начнет освистывать тебя, как это случилось с Гарринчей.
Кроме того, Пеле мотивировал свое решение семейными проблемами. Точнее говоря, желанием больше времени уделять семье. «Мы женаты с Розе-Мери уже более пяти лет, – сказал он однажды, – у нас родились уже двое детей, но недавно я подсчитал, что за все это время я пробыл в кругу семьи в общей сложности всего лишь несколько месяцев». В этих горьких словах скрывалась грустная правда о нелегкой жизни «короля». Судьба каждого спортсмена сопряжена с лишениями такого рода, с беспрестанными разъездами, тренировочными сборами. Однако вряд ли кому-либо приходится так тяжко, как Пеле: помимо беспрестанных разъездов со сборной и «Сантосом» (а этот клуб является рекордсменом Бразилии, а возможно, и мира, по протяженности и разнообразию своих «гастрольных» маршрутов), Пеле вынужден постоянно участвовать в колоссальном количестве иных мероприятий, проводящихся вдали от зеленого прямоугольника поля, но требующих подчас не меньше сил и… терпения: Пеле превратили в этакое подобие «свадебного генерала», без которого не могут обойтись ни выдающиеся церемонии, ни пышные манифестации, ни шумные кампании, не имеющие зачастую ничего общего ни с футболом, ни с самим Пеле.
Сам Пеле ничего об этом не сказал, но многие спортивные обозреватели писали, что ему надоело служить орудием политических комбинаций президента СБД Авеланжа, давно уже нацеливавшегося на президентское кресло в ФИФА и собирающегося сменить главу этой организации Стэнли Роуза. Сколачивая блоки своих сторонников и коллекционируя голоса на будущих выборах, Авеланж привык опираться на Пеле: он таскал его за собой по коктейлям, обедам и приемам, устраиваемым периодически в футбольных органах европейских, американских и африканских стран.
Среди мотивов, побудивших Пеле принять это решение, следует упомянуть еще один: обиду. Пеле не забыл, как довольно большая часть спортивной, да и не только спортивной, прессы накануне отъезда команды в Мексику подвергала его довольно жестокой критике. Перечеркивая все былые заслуги своего лучшего футболиста, газеты весьма обидно и бесцеремонно кричали о «закате» Пеле, о том, что ему «пора на покой». Появились инсинуации о мнимых болезнях Пеле. Делались даже выводы о том, что его присутствие не принесет пользы команде. Доказав в Мексике беспочвенность этих «соображений», Пеле затаил обиду, которая в конце концов тоже сыграла свою роль в принятии рокового для бразильских болельщиков решения.
Итак, «мавр сделал свое дело, мавр может уйти»?
Как уже было сказано, реакция в стране на это решение Пеле была весьма бурной. Однако в поведении болельщиков и футбольных чиновников нельзя было не усмотреть существенной разницы. В то время как народ хотя и сожалел об уходе Пеле, проявил чуткость и деликатность, демонстрируя уважение и понимание глубоко личных, интимных мотивов, побудивших футболиста решиться на этот шаг, чиновники предприняли отчаянные шаги, стремясь заставить «строптивого», вышедшего из повиновения Пеле отказаться от своего «поспешного» решения. Пеле еще был нужен им. И для предвыборной кампании Авеланжа, и для намеченного на будущий год международного турнира «Индепенденсиа», где имя «короля», разумеется, явилось бы залогом кассовых сборов и финансового «успеха» этого мероприятия, задуманного чиновниками СБД для пропаганды бразильского футбола и проталкивания кандидатуры Авеланжа в ФИФА.