Красный туман колыхался перед моими глазами языками адского пламени. Жар, исходивший от него, проходил по телу долгими волнами. Приливы жара то ослабевали, то вновь захлестывали меня удушливой волной, и тогда языки пламени перед глазами становились ярче и злее. Они бились во мне, лизали меня изнутри, и я чувствовал, как кровь закипает в моих жилах. Это длилось бесконечно долго, отзываясь в мозгу тупой настойчивой болью. Хотелось кричать, звать на помощь, но язык ссохся у меня во рту. Я бессильно метался, с ужасом сознавая, что не могу даже пошевелиться…
Вдруг все закончилось. Полнейшая, непроглядная тьма стояла вокруг. Жар сменился знобящим холодом, словно я оказался в ледяной космической пустоте. Я замер, чувствуя близость какой-то опасности. В темноте, где-то в стороне от меня и казалось сверху, что-то шевелилось и ворочалось — что-то большое и неповоротливое. Я до боли в глазах всматривался в темноту, но ничего не видел. Между тем пустота вокруг ожила и заговорила неясными приглушенными шорохами и вздохами. Чьи-то странные голоса тихо переговаривались в ней. Я никак не мог понять, откуда они исходят: сверху?... снизу?.. с боку?... или отовсюду сразу?.. Я тревожно вслушивался в них, и вдруг понял — это вовсе не голоса. Звуки, доносившиеся из темноты, состояли из бессмысленного набора непонятных шумов, шорохов и потрескивания, как если бы кто-то мял в руках металлическую фольгу. Они нарастали с каждой минутой. Неожиданно темнота под моими ногами порвалась, словно, лоскут ветхой материи, и я стремительно полетел вниз сквозь ужасный колодец, свитый из переплетающихся, шевелящихся и пульсирующих щупалец пытавшихся дотянуться до меня, схватить и разорвать на части. Мое падение казалось бесконечным, пока я, наконец, не понял, что неподвижно вишу в каком-то безграничном, лишенном света и ощущений объеме. Страх постепенно прошел. Я почувствовал легкость во всем теле и, оттолкнувшись ногами от невидимой опоры, полетел в неизвестность, паря, словно, в невесомости. Темнота растаяла где-то за моей спиной, и я ощутил себя лежащим на какой-то открытой площадке. Вокруг меня было темно-синее небо, усыпанное яркими белыми звездами, а над самой моей головой висела огромная желтая звезда, сиявшая из таинственных глубин. Как завороженный смотрел я на нее, и перед глазами плыли смутные, словно, отражения на стекле, но удивительно знакомые образы. Они возникали один за другим, и я никак не мог ухватиться за них и понять, что передо мной. Единственно реальной во всем этом хаосе была эта желтая звезда, манившая меня из синих далей.
«Да ведь это же Солнце!» — неожиданно догадался я, но тяжелые свинцовые тучи уже заволокли небо, усыпанное звездами. Серый сумрак растрескался ослепительными извивами молний, и сверху хлынули потоки холодной воды. Дождевые струи хлестали с неба сплошной стеной — настоящий тропический ливень! Такого ливня на плоскогорье Декан не было, наверное, с самого начала растопления арктических льдов. Косые струи дождя хлестали по стеклянной стене гостиного холла Школы ОСО, растекались змеистыми разводами по прозрачной поверхности. Сквозь эту смутную пелену было видно, как ветер неистово треплет кроны платанов и кленов в парке у подножья холма, на котором стояло здание Школы. Серый сумрак царил и в холле, но никто не включал освещения. В глубоких креслах, расставленных перед окном, сидели почти все ребята из нашей группы и задумчиво смотрели на неистовство погоды там, на равнине. Было почему-то приятно и спокойно сознавать, что все это творится снаружи, а не здесь, за надежными стенами летящего над землей здания. Казалось, ничто не могло нарушить этого спокойствия и тишины, быть может, последней спокойной тишины в нашей жизни. Говорить ни о чем не хотелось. Мы, молча, созерцали всполохи молний, думая каждый о своем, но неизменно наши мысли стекались к одному и тому же — нашему будущему. Разбушевавшаяся непогода как нельзя лучше иллюстрировала это будущее. Каждый из нас знал, что впоследствии уже нельзя будет укрыться за спасительными стенами, ведь такими стенами для других людей должны будем стать мы сами. Были ли мы готовы к этому тогда?.. Да, были! Именно поэтому мы собрались здесь все вместе, возможно последний раз в жизни. Наша дружба была нашей силой, давала нам уверенности в завтрашнем дне. Прозрачная стена едва заметно вздрагивала под ударами ветра и воды, взъерошенные кроны деревьев бились в парке за окном…
Сейчас мне было мучительно больно сознавать, что тот памятный апрельский вечер никогда больше не повторится. Лица друзей вставали перед моим мысленным взором отчетливо и ощутимо. Я помнил выражение каждого из них: от излома бровей, до выражения глаз, и эти воспоминания были единственно реальной вещью на протяжении всего этого долгого кошмара. Но и они постепенно таяли в моей памяти, подобно утренним звездам, вот только приглушенный гул стен, сотрясаемых ударами ветра, никуда не исчезал. Я очнулся и почувствовал, как что-то мягкое и холодное касается моего лица. С трудом открыл глаза. Из серого тумана выплыло напряженное лицо Илви. Глаза ее тревожно следили за губкой, которой она отирала мой лоб. При каждом прикосновении ко мне она слегка морщилась, словно это доставляло боль ей самой. Я чувствовал, как жар постепенно стекает к ногам. Снова закрыл глаза. Неожиданно рука Илви остановилась. Похоже, она заметила, как я пришел в себя. Я приоткрыл один глаз: Илви смотрела на меня изучающее и неуверенно, как смотрит врач на пациента, пытаясь определить, останется ли он жить, или это только предсмертная агония. Я открыл глаза и встретился с ее настороженным взглядом. Слабо улыбнулся. Напряжение постепенно ушло с ее лица. Она приложила прохладную ладонь к моему лбу, склонилась ко мне, касаясь своей щекой моей щеки. Ее кожа показалась мне холодной, как лед. И все же это мимолетное касание доставило мне невыразимое спокойствие и радость… Но что же такое со мной? Откуда эта слабость и жар?