Я был просто ошеломлен этим ее признанием. Я никогда не мог привыкнуть к переходам ее мысли, столь бессмысленно нелогичным, неожиданным и пугающим.
— Какой ты еще молодой и несмышленый! — спокойно сказала она, глядя на меня.
— Возможно, но не настолько, чтобы не понять всей абсурдности твоих слов! Как ты можешь называть игрой жизнь, в которой борются, страдают, любят, счастливы тысячи, миллионы людей?
— Все это осталось на Земле, Максим! Оглянись вокруг — где здесь эта твоя жизнь? Люди играют в благородство, чтобы не выглядеть в глазах других подлецами. Каждый пытается показать себя храбрецом только ради того, чтобы его не обвинили в слабости и трусости… Игра, сплошная игра!
— Значит, то, что мы создаем на протяжении столетий — игра? Значит, те безымянные герои, которые отдали свои жизни на пути к светлому будущему и те, чьи имена отлиты золотом в Храме Памяти, тоже играли, спасая мир и преобразуя нашу планету? А те, кто еще будет отдавать свои жизни на космических дорогах ради продвижения человечества во вселенную, тоже сделают это ради игры в героизм и благородство? Значит братство, любовь, верность, честь, — все, что объединяет и связывает нас на Земле, — тоже игра?.. Игра?
Внутри у меня все кипело, словно приступы жара снова захлестнули мое тело, а душа переполнилась гневом.
— Я не говорила этого, — тихо возразила Илви.
— Послушай! — перебил я ее, чувствуя, что должен высказать ей все до конца. — В своей жизни я совершил страшное преступление — по моей вине погибли люди… близкие мне люди! Это было на Земле, и поэтому я сейчас здесь, как в наказание за совершенное. Но я не сожалею о том, что попал на эту планету, и не потому, что теперь у нас появилась надежда на спасение. Нет! Я не сожалею об этом, потому что заслуживаю такого наказания… Но чем ты лучше меня?
— О нет! — воскликнула Илви. — Убить человека я бы не смогла!
— Ты его уже убила!
— Как?
Она испуганно посмотрела на меня.
— Ты убила человека в себе! Честного, чистого и бескорыстного человека, каким была на Земле до этой планеты. И я очень сожалею, что не знал тебя раньше, иначе…
Я замолчал.
— Что иначе?
Илви впилась в меня взглядом.
— Ничего! Все это пустое.
Илви смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а я чувствовал, что все мои слова тонут в пустоте, и от этого только росло мое негодование и раздражение. Наверное, она догадалась об этом. Сказала примирительно:
— Ну, успокойся, Максим! Успокойся. Я просто не подумала прежде чем говорить… Честное слово, я не хотела этого говорить! Прости.
— Нет, ты хорошо подумала! Это твои убеждения и они уже въелись в твою кровь!
Я повалился на диван, чувствуя нарастающую слабость и злость одновременно. Отвернулся к стене.
— Максим! — позвала Илви, но я не отозвался. Она затихла в кресле около меня.
Прошло какое-то время, прежде чем я успокоился. Я лежал, прислушиваясь к гулу ветра снаружи, а в душе все еще оставалась горечь сожаления от нашего разговора. Ветер все так же монотонно и свирепо завывал за стенами домика. При каждом его ударе маленькое здание содрогалось, но не поддавалось напору стихии — страховочные якоря были надежно вбиты в почву.
— Проклятый ураган! Долго это еще может продолжаться? — спросил я, обращаясь не столько к Илви, сколько к своим мыслям. Я по-прежнему лежал лицом к стене и не видел ее.
— Неделю, может быть больше, — негромко ответила она сдавленным голосом.
Я повернулся на спину, все еще избегая смотреть на Илви. Потом все же посмотрел на нее. Она плакала — глаза ее покраснели и блестели от слез. Мне стало жаль ее.
— Ты совсем бледный, — первой заговорила она. — Тебе плохо?
Голос у нее дрожал. Она нерешительно встала и подошла ко мне, коснулась пальцами моего лба.
— У тебя опять жар!
Она принялась рыться в аптечке. Через минуту выпрямилась, держа в руках ампулу с каким-то лекарством. Некоторое время разглядывала его, затем вылила в стакан воды. Лампа на потолке горела в полнакала, и в помещении стоял приятный полумрак. Я заметил, как лекарство окрасило воду в яркий синий цвет. Губы у меня ссохлись и потрескались. Я чувствовал, как волна жара действительно поднимается от ног к голове. Вода в стакане медленно становилась прозрачной. Илви терпеливо ждала, затем подала стакан мне. Я неохотно выпил его содержимое. Раствор обжег мне горло. Я закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.
— Что? Слишком сильный раствор? — участливо спросила Илви.
— Дьявол! Что это за гадость?