Ганга неожиданно замолчала, но я не придал этому значения, погруженный в свои мысли.
— Послушай! — сказала она, резко останавливаясь и глядя на меня исподлобья. — Ты кто?
Вот это да!
— Что значит «кто»? — удивился я. — Человек!
— Это я вижу, — без улыбки сказала девушка. — Что ты делаешь здесь? Зачем тебе на транспортную станцию? И почему ты солгал мне про то, что не был здесь раньше?
— Сколько сразу вопросов! Похоже, я застигнут врасплох бдительной смотрительницей «козьего заповедника»! — попробовал отшутиться я, но она даже не улыбнулась. Выходит, надо было ей открыться до конца.
— Поверь, я действительно впервые в этих местах, — начал, было, я, делая шаг ей навстречу, но она остановила меня протестующим жестом.
— Возможно. Но к чему все эти расспросы? Все это как-то странно…
— Ах, вот ты о чем? — рассмеялся я. — Ну что ж, придется во всем сознаться!
С этими словами я достал из кармана куртки кусочек лиловой пластмассы — удостоверение сотрудника ОСО — и протянул его ей. Она взяла его у меня, как мне показалось с некоторой опаской, но уже через минуту лицо ее прояснилось.
— Так ты, выходит, «лиловый»?
— Он самый! — кивнул я. — Лет двадцать назад нас узнавали куда быстрее и относились с большим доверием. А сейчас мы стали такой же редкостью, как и твои козы!
Радостная улыбка тронула ее губы, и небесные глаза снова засияли доверчиво и слегка лукаво.
— Больше не боишься меня? — тоже улыбнулся я.
— Нет, — покачала она головой. — Я и не боялась. Только странно как-то было. Все эти твои расспросы…
Она посмотрела на меня искоса, сверкая белизной зубов.
— Давай поговорим о твоей подруге Дивии? — предложил я. — Ты не возражаешь? Ведь я приехал сюда именно из-за нее.
Она согласно кивнула.
— Значит, ты виделась с ней за день до ее… хм… исчезновения? Это так?
— Да.
— А раньше вы часто с ней встречались?
— Не очень. Она была занята учебой, да и я не всегда могла выбраться в институт. В основном мы общались с ней по визиофону, а виделись, когда она с девочками выезжала на тренировки в горы. Я хорошо знаю эти места, и была у них чем-то на вроде проводника. Показывала им наиболее сложные участки гор и перевалы, через которые можно было пройти к ним.
— Ты упомянула о том, что Дивия неожиданно загорелась желанием съездить в Монастырское ущелье. А когда у нее появилось это желание?
Ганга на минуту задумалась.
— Наверное, недели две назад она впервые заговорила об этом… Да, я тогда еще ездила в Город по своим делам, а когда вернулась и встретилась с Дивией, она впервые спросила меня о Монастырском ущелье.
— Она уже тогда хотела отправиться туда?
— Нет. Она лишь расспрашивала меня об этом ущелье. Где оно находится, и знаю ли туда дорогу. Я поинтересовалась, зачем ей знать об этом, а она стала меня уверять, что все окрестные склоны давно одолела, и ей хотелось бы совершить какое-нибудь особо трудное восхождение. Я рассказала ей о своих опасениях и о том, какие слухи ходят об этом ущелье. Она выслушала меня и вроде бы согласилась со мной.
— Значит, до этого она не помышляла о поездке в ущелье и в разговорах с тобой не упоминала о нем?
— Никогда.
— А о чем вы беседовали с ней двадцать пятого августа?
— О чем? Да так, о разном. Но главное, она сказала мне в тот день о своем твердом решении отправиться в Монастырское ущелье.
— Она назвала день, когда собиралась совершить эту поездку?
— Точной даты она не называла. Сказала только, что дня через два-три.
— Тебя она брала с собой в проводники?
— Нет. И это еще больше обеспокоило меня.
— А с кем она собиралась совершить это восхождение?
— Одна. Она даже попросила меня никому не рассказывать об этом, чтобы никто не помешал ее «грандиозному рекорду». И еще она сказала, что такого случая больше не представится.
— Случая? — насторожился я. — Что она имела ввиду?
— Этого я не знаю, — покачала головой Ганга. — Расспрашивать ее я не стала, понимая бесполезность своих попыток отговорить от этой рискованной затеи. А потом, когда узнала об ее исчезновении, когда спасатели не нашли ее в горах, я целую ночь проревела. Мне казалось, что во всем виновата только я одна, потому что не смогла отговорить ее тогда.