С Машеровым отношения складывались, конечно, не такие. Но, другой стороны, и гнилья всякого в Белоруссии вообще не просматривалось. Налицо было процветание и уверенное развитие социалистического народного хозяйства. Даже без привычного в последние годы дефицита, служащего основным стимулом вызревания «левого» производства и «левого» сбыта — то есть теневой, по сути, уже частной экономики. И это явно подкупало слабеющего с каждым годом главу сверхдержавы — подкупало не как «дружка», а как человека, который всё же был прежде всего коммунистом и осознавал свою огромную ответственность за страну. Подкупало убедительнее всяких богатых личных подношений. Реальный осязаемый результат, надежность, кристальная честность — это именно то, что в интересах государства, уже тронутого опасной гнилостной заразой, было сейчас нужнее всего. И Брежнев это интуитивно осознавал. Поэтому и завел такой разговор — насчет поста председателя правительства.
А потом? После этого поста?
Ведь сам Леонид Ильич уже... Это, в общем, ясно всем, и ему самому...
Возможно, что да.
Да. Очень даже возможно.
Ведь не зря генсек оказал высокое доверие ему, именно ему...
И предстоит, значит, в остальных четырнадцати республиках делать то же, что и здесь.
А команда?
С командой, надо полагать, всё в порядке. Он в ней уверен, как в самом себе. С ней он и пойдет в бой. Как и тогда, в те огненные годы, с его не ведающими страха воинами-партизанами, братьями и сестрами по оружию.
Резервом ее костяка на общесоюзном уровне станет здешний, республиканский корпус руководящих работников. А что? Был днепропетровский клан, станет белорусский. Хотя, конечно, слово «клан» Петр Миронович терпеть не мог. Но тем не менее... Все — люди проверенные. Их тщательно, с далеко не формальным подходом, отбирали — а потом постоянно оценивали в реальном деле — или лично Машеров, или — вплоть до руководства отдаленными сельсоветами, колхозами и совхозами — его назначенцы.
А на местах в других республиках — просто найти и выдвинуть на ключевые посты таких же. Они есть, и их много. Гораздо больше, чем некоторым хотелось бы. Настоящих, идейных коммунистов, беззаветно преданных идеалам Великого Октября. Тех, для кого общее благо — самое главное, что может быть в жизни. Тех, кто не отделяет себя от народа.
Но это значит, что многих, очень многих придется... как бы это выразиться? Подвинуть. Прикрыть их кормушки. Да, кормушки... Будет сопротивление, это несомненно. И весь вопрос — насколько ожесточенное. Насколько далеко пойдут те, кого на руководящей должности более чем устраивает это губительное сползание в частный интерес?
Ведь ясно, что практически везде идут очень нехорошие процессы. Процессы, отголоском которых стал тот инцидент на таможне. Да, здесь их пока удается купировать. Но... но... но...
Машеров действительно смерти не боялся — лишь бы спасти родную страну.
Спасти, похоже, во второй раз. Причем если тогда он был просто одним из миллионов бойцов, то сейчас ему, очевидно, предстоит сыграть решающую роль.
Но хватит ли на это сил? Ведь здоровье уже не то, что сорок лет назад.
Должно хватить.
Это — долг коммуниста.
Он готов.
Пока решение окончательно еще не принято, но он — готов идти в бой. Во имя жизни сотен миллионов советских людей. Ради счастья и благополучия простых тружеников, на которых держится огромная держава, ради безоблачного и радостного будущего детей.
Ну что ж... В бой так в бой...
Но там, на войне, всё было понятно. Вот ты и твои бойцы. А вот, во вражеских мундирах, враги. Оккупанты. Фашисты. Изверги. Они стреляют в тебя, а ты стреляешь в них.
А здесь в кого стрелять? И дойдет ли до такого?
Раздумья, прямо сказать, мучительны.
Но собираться в Москву нужно. Нужно подбирать и сплачивать команду — уже для иных задач... Обеспечить преемственность здесь — это само собой...
Или... на тот случай, если те окажутся сильнее...
А насколько сильнее?
И кто эти «те»?