— Вот что… — Громов сложил на коленях сцепленные сухие пальцы. — Давай встретимся завтра здесь, в Городе и поговорим обо всём подробно. Сейчас слишком рано для подобных бесед, и я чувствую себя неловко, словно, без спроса вторгаюсь в твою личную жизнь… Буду ждать тебя в одиннадцать, в Храме Славы. Идёт?
— Хорошо, — кивнул я.
— Ну, вот и прекрасно! — улыбнулся на прощание Громов, и экран погас, погрузив меня в предрассветные сумерки.
Со странными смешанными чувствами я вернулся к Светлане, в её теплые объятия, но ещё долго не мог уснуть, глядя в серую пустоту перед собой. Тревожные мысли одолевали меня.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ЧАША ОТРАВЫ
«Мне дал отравы злобный царь испить в его чертоге.
И показался яд водой, твои омывшей ноги.
Корзину с черною змеей поставили с опаской,
Но я тебя узнала в ней и укротила лаской…»
«Со времен древнейших дева,
Дочь прекрасная Эфира,
В безграничной шири Неба
Жизнь свою вела веками.
Семь веков она блуждала,
Семь веков она трудилась,
Когда первенец родился.
Вот красиво мчится утка,
К матери-воде стремится.
Легко села на колено.
Место ищет для гнездовья,
Безопасное для кладки.
И в него сложила яйца.
Шесть яиц снесла из злата,
А седьмое из железа»
Громов медленно шёл рядом со мной, и мне казалось, что дорога по белой мраморной спирали, опоясывавшей пять, устремившихся к небу, гранитных обелисков Храма Славы, давалась ему с трудом. Мы проходили мимо миллионов имён неведомых мне героев со всей Земли, увековеченных золотом на отшлифованном до зеркального блеска красном камне, с каждым шагом приближаясь к огромному куполу из чистого горного хрусталя. Он пылал на солнце победным пламенем прямо над нашими головами.
— Ещё не так много времени прошло, и все мы хорошо помним, как было потоплено в крови народное восстание Квой Сена, — негромким, почти бесцветным голосом говорил начальник Особого отдела, поглядывая на золотые надписи на граните. — Тогда казалось, что росток новой жизни — Свободная Республика для Народа — способен изменить весь ход истории на Гивее, пустить его по новому руслу. Ведь само название этой планеты, выбранное для неё когда-то первыми переселенцами, на древнем языке означает «жертвование», «искупление». Тогда они ясно осознавали всю тяжесть содеянного ими и не хотели его повторения для себя в будущем. Но ход истории неумолим. Часто благие намерения предков бесследно растворяются в деяниях потомков… Разве мог кто-то из нас несколько лет назад подумать о том, что наше бездействие будет стоить братскому гивейскому народу стольких жизней?
— Бездействие? — удивился я.
— Четыре года назад ни я, ни кто-то другой в Совете не выступил с предложением оказать поддержку Квой Сену, — печально промолвил Громов. — Хотя тогда вряд ли это что-то изменило бы. Будь кто-то из нас дальновиднее, это наше предложение всё равно бы затормозилось Советом Экономики.
— А разве такое предложение было возможно? — ещё больше удивился я. — Ведь существуют договорённости между Трудовым Братством и Сообществом. Как можно нарушать данное слово?
Я смотрел на Громова и не верил, что он говорит мне подобные вещи, что он вообще допускает для себя подобные мысли.
— Соглашения появились потом. Если ты забыл, — напомнил он, и в его голосе зазвенели знакомые металлические нотки. — Тогда все мы надеялись на тесное сотрудничество с Гивеей, которое длилось на протяжении шести веков… Хотя, конечно, эти надежды питались лишь бесплотными иллюзиями, — добавил Громов и металл в его голосе сменился сквозящей горечью. — Трудно было ожидать от людей, сосланных когда-то с Земли за нежелание влиться в единую семью, закостенелых приверженцев старого, преступивших все законы человечности, стремления измениться к лучшему, желания разделить наши идеалы. С самого начала эти надежды стали нашей ошибкой. Нужно было предоставить этот мир самому себе, оставив его людям право решать самим за себя.
— Вы считаете, что не стоило тратить столько усилий и средств на помощь Гивее? — с сомнением спросил я.
Громов посмотрел на меня холодновато и отчуждённо.
— Стоило меньше внимания уделять материальной стороне помощи, — убеждённо произнес он. — И подумать о создании благоприятной духовной основы для нашего воссоединения. В древности это называли подвижничеством. Хотя мы и делали шаги в этом направлении, но эти шаги были слишком робкими и вызывали много споров… Как сейчас вызывает споры желание обезопасить Землю от надвигающейся угрозы.