Их пальцы теперь были сплетены, и она тихонько сжала руку.
— Я должна. Но нам нужно где-то поговорить. Наедине.
Он поморщился:
— Наедине! Но думаю, в моей обители сейчас тихо. Идем. — Он повел ее к деревне. — Ты все время здесь была? Ты живешь в замке?
— Нет. Скоро все объясню. Но… — Но она не могла удержаться и не спросить: — Прошлой ночью… у тебя было то же видение, что и у меня?
Он, не отрываясь, смотрел на нее.
— Это была греза?
— Я только что пришла сюда.
Он в растерянности покачал головой:
— Этого не может быть. Я… Мы…
— Это была греза, — повторила она.
— А как насчет таверны? Там-то уж я определенно бодрствовал.
Они подошли к домам.
— Я не лгу, — торопливо говорила Глэдис. — Честное слово. Я тогда была в дороге, я впала в транс. Потом я спала в домике в лесу. Я не понимаю, как это произошло, но это было так.
Он настойчиво посмотрел на нее:
— Давно с тобой это происходит?
— У меня уже несколько лет бывают странные видения, но ты появился в них с зимы. — Они уже были в центре деревни, на первом этаже каждого дома шла торговля. — Впервые незадолго до того, как мы узнали, что Генрих Анжуйский прибыл в Англию и занял Малмсбери. Ты сражался там?
— Да. Ты видела меня там?
Понимая, что кругом люди, Глэдис тихо ответила:
— Я не помню. Я видела тебя только во сне. И как обычно это бывает со снами, проснувшись, я помнила только отрывочные фрагменты. Но с недавних пор я стала помнить все. — Она посмотрела ему в глаза. — Как прошлую ночь. Это драгоценный дар.
— Да, — согласился Майкл, но его глаза были полны вопросов. — Вот мы и пришли. — Он свернул к открытой двери в узком доме. — Это простое место, — снова предупредил он.
— Я жила очень простой жизнью.
Вопросительно подняв бровь, он окинул взглядом ее чудесный наряд.
— Правда, Майкл де Лаури. Я говорю только правду, как ни странно она иногда звучит.
Он взял ее руку и поцеловал.
— Ты моя нареченная, значит, должно быть так.
Ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку, и когда он вошел, то едва не задел головой потолочные балки. На первом этаже была длинная комната с ткацким станком в дальнем углу у окна. Там работал мужчина, ему помогали двое детей, станок равномерно постукивал, ближе к Глэдис худая женщина крошила овощи.
— Это моя нареченная, Агнес, она принесла новости. Мы не будем делать ничего дурного, — сказал Майкл.
— Уж постарайтесь. И позаботьтесь о ее безопасности. Глупо приходить в такое место, она такая молоденькая и хорошенькая.
Глэдис не могла сдержать довольной улыбки при этих словах. Майкл по узкой лестнице повел ее в ту самую комнату, которую она помнила. Она увидела те же грубые матрасы, те же разбросанные сумки и свертки, среди кожи и металла, которых она не заметила прошлой ночью.
Прошлая ночь.
Потолок был наклонный, Майкл мог стоять только в центре, поэтому Глэдис направилась прямо к его матрасу и села. Он минуту смотрел на нее, потом улыбнулся с явным восхищением:
— Моя нареченная, и такая чудесная, как я всегда думал.
— Да? — зарумянилась Глэдис.
— Ты должна это знать.
— Нет.
— Разве мужчины не говорили тебе об этом постоянно? — Он рассмеялся. — Где ты жила? В монастыре?
У Глэдис щеки просто загорелись, но она не могла солгать.
— Да.
Майкл подошел и сел рядом, но оставил пространство между ними.
— Ты монахиня?
— Я всю жизнь провела в монастыре.
— Но тогда мы не можем пожениться, — с неудовольствием сказал он.
Она схватила его за руку:
— Можем. Я послушница, и те обеты, которые я дала, не окончательны. Таковы только те, которые дают в двадцать пять лет.
— Двадцать пять, — по непонятной ей причине вздохнул он.
Глэдис задала мучивший ее вопрос:
— Ты ведь не воин-монах? Как тамплиеры?
— Почему ты так думаешь? — рассмеялся Майкл.
— Мне сказали, что ты монах.
— А-а-а… Я был какое-то время в монастыре, но тогда я был подростком.
— Ты сбежал?
— Нет, мне позволили уйти. Мой отец этого не одобрял. Это было страстное желание матери.
Глэдис кивнула:
— Потому что ты седьмой ребенок.
— Нет. — Потом Майкл нахмурился. — Я думал, что я восьмой. Но теперь я не уверен. У меня был брат-близнец. Что значит «седьмой ребенок»?
Глэдис взяла его руку.
— Это значит, что ты, как и я, призван служить великой цели.
— А-а-а… — снова протянул он, словно все вдруг обрело смысл. — Объясни.