— Если мы сейчас не сядем на лошадей, то никогда не поймаем этого человека. Джон, я привел твоего коня из конюшни и кобылу для твоего помощника. Они снаружи.
Толкаясь, они вывалились на Айдл-лейн, где увидели Габриэля и четверых солдат рядом со своими лошадьми, под уздцы они держали еще семерых коней. На заднем плане держался Томас, сидя боком в седле на своем пони. Небо было бледным, холодно-голубым, но на улицах внезапно начал дуть ветер с северо-запада.
Не прошло и нескольких минут, как они сели на лошадей и устремились прочь от постоялого двора. Неста, Эдвин и еще кучка любопытных смотрели, как они свернули на Прист-стрит, процессию возглавляла нордическая фигура констебля, а замыкал кавалькаду маленький секретарь.
Джон скакал рядом со своим шурином, направляясь к Южным воротам.
— Пико говорил мне, что поместил свою любовь в доме в Уонфорде, — прокричал он, стараясь, чтобы его было слышно за цокотом копыт. — Сначала мы должны попытать счастья там.
Сидя на своей лоснящейся гнедой кобыле, де Ревелль казался воплощением элегантности, в развевающейся за плечами накидке из волчьей шкуры.
— Его там не будет, Джон, помяни мое слово. Но кто-нибудь может знать, куда он поехал.
Они проехали под нависшей аркой ворот, в боковой стене которых размещалась городская тюрьма, и выехали на развилку, где дорога шла на Холлоуэй и Магдалена-стрит. Свернув на последнюю, они прибавили ходу, перейдя с рыси на галоп. Мимо проносились виселицы, большей частью свободные, если не считать парочки с ржавыми перекладинами, на которых болтались два гниющих тела, и виселицы жутко поскрипывали на ветру. Томас очень отстал от остальных — их кони вырвались далеко вперед по схваченной морозом дороге, но его упорный эксмурский пони в конце концов всегда доставлял своего хозяина по назначению.
* * *Деревушка Уонфорд находилась всего в миле от городской стены, и через несколько минут преследователи достигли ее, свернув налево с главного тракта — старой римской дороги, которая вела на Хонитон и дальше на восток. Кто-то из стражников был родом из этой деревни и знал усадьбу, принадлежавшую торговцу вином. Это был небольшой, но солидный каменный дом, с недавно покрытой свежей соломой крышей, притаившийся за деревянным забором. Хотя Уонфорд являлся частью феодального поместья, Пико построил свой дом на участке, который он выкупил у поместного лорда, не участвуя, таким образом, в феодальной жизни деревушки.
Ворота в заборе были закрыты, но не заперты. Габриэль спешился, открыл их и провел конников внутрь.
Внутри царила мертвая тишина, из двух деревянных дворовых строений не доносилось ни звука, из-под скатов крыш не курился дымок. Быстрый разведывательный рейд, совершенный сержантом со своими людьми, показал, что в усадьбе и в самом деле никого не было, даже повара или помощника конюха. Стойла в конюшне пустовали, седла исчезли. Дверь дома была заперта, и в нем не было заметно никаких признаков жизни.
— Птички упорхнули, — проворчал Ральф Морин. — Но куда, черт побери, подевались слуги?
Джон повернулся в седле и обратился к ехавшему сзади Гвину:
— Отправляйся в деревню и узнай, что здесь произошло.
Корнуоллец, закутанный, в потертую коричневую накидку с островерхим капюшоном, который почти полностью скрывал его непокорную рыжую шевелюру, развернул свою кобылу и выехал из ворот.
Через несколько минут он вернулся с новостями.
— Повар и прачка остались в своих избах. Их хозяин появился здесь вскоре после рассвета и сказал им, что отправляется во Францию по срочному делу. Он заплатил им жалованье и приказал расходиться по домам и ждать, пока они снова не понадобятся. После этого он уехал вместе с двумя женщинами, одна из которых приходится ему сестрой. У них были сменные лошади, все навьюченные баулами и узлами.
— Слуги больше никогда о нем не услышат, готов держать пари! — озлобленно отозвался де Ревелль. — Ты упустил его, Джон, — бросил он сердито коронеру.
Де Вулф ответил ему спокойным взглядом:
— Раз уж мы заговорили об упущенных людях, то разве не ты позволил Фитцосберну проскользнуть у тебя между пальцев?
В кои-то веки лорд Феррарс выступил на стороне Джона.
— Да, если бы вы арестовали серебряных дел мастера той ночью, как я требовал, его бы не убили. Он дожил бы до того, чтобы погибнуть от руки Хью на поединке или быть повешенным. И этому Пико не пришлось бы сейчас удирать!
И снова неразговорчивый констебль замка Рогмонт напомнил им, что они только зря теряют время.
— Если он направляется во Францию, то вполне может отплыть из Топшема. Это ближайший порт, и там же стоят корабли Джозефа, которыми он может воспользоваться.
Они повернули лошадей и выехали из ворот на дорогу. Им пришлось сделать круг, снова проехав через деревушку, чтобы, удаляясь от Эксетера, вновь попасть на дорогу, которая шла вниз по течению реки от Холлоуэя до Топшема.
Едва они скрылись за поворотом, как на дороге появился Томас. Ему ничего не оставалось, как снова послушно следовать за кавалькадой. Ветер подгонял его в спину, и он задрал голову, чтобы взглянуть на небо. Его прозрачная зимняя голубизна вот-вот должна была смениться оттенками черно-синего цвета — это с севера наползала огромная туча, закрывшая уже полнеба. Томас вздрогнул и плотнее натянул на свои сгорбленные плечи тоненькую накидку, а его пони устремился за виднеющимися вдалеке конниками.
Топшем располагался в каких-то трех милях дальше по дороге, и примерно через двадцать минут преследователи въехали на его единственную улицу, которая тянулась вдоль реки, упираясь в небольшую гавань. Здесь стоял длинный, крытый соломой склад, принадлежащий Джозефу, а ближе к кромке воды лепились многочисленные хижины, лачуги и сараи.
Каменный причал был коротким, способным вместить одновременно не более двух кораблей, но во время высокого прилива тянувшиеся по обеим его сторонам покато снижающиеся, покрытые грязью склоны Экса позволяли принимать и разгружать мелкие суденышки. В сотне ярдов поодаль, на другом берегу реки, на многие мили раскинулись поросшие камышом болотистые пустоши, за которыми вдали виднелись Эксминстер и Паудерхэм.
Ральф Морин натянул поводья, остановив коня у самого края бухты, и взглянул вниз на приземистое небольшое судно, пришвартованное у каменного причала канатами, привязанными к трем кнехтам. На палубе сидели мужчина и мальчик, занимаясь починкой парусов, и было совершенно очевидно, что в ближайшее время корабль никуда не отплывет. Констебль повернулся к Ричарду де Ревеллю и коронеру, за которыми сгрудились остальные участники погони.
— Если они отплыли отсюда, то их уже и след простыл, — крикнул он.
Гвин посмотрел на, реку. Грязная вода, бурля и пенясь, стремилась вниз по течению, хотя уровень ее был достаточно высоким, и два суденышка, стоявшие на якоре выше гавани, оставались на плаву, натягивая швартовые канаты.
— Прилив миновал верхнюю точку примерно час назад, — объявил он, затем натянул поводья своей кобылы и пустил ее рысью к дальнему концу причала. Остановившись, он приложил руку козырьком к глазам, чтобы прикрыть их от слепящего зимнего солнца, которое висело над самым горизонтом на западе, прямо над устьем реки. — Там какой-то Корабль, он идет с отливом вниз по течению. Он поднял все паруса и при таком ветре выйдет в море меньше чем через час.
Ветер и в самом деле крепчал, посвистывая на голых склонах гавани, сдувая с них в воду сухие листья и мусор; поверхность воды на реке подернулась мелкой рябью.
Джон шагом подъехал к причалу и окликнул работающую на палубе парочку:
— Что это за судно там, ниже по реке? — требовательно спросил он по-английски.
Старший из двух, седобородый моряк, непонимающе посмотрел на него, а потом перевел взгляд на юношу. Мальчик прокричал коронеру в ответ:
— Он говорит только по-бретонски, сэр. А судно называется «Святой Нон».
Джон мгновенно перешел на западное валлийское наречие, которое практически ничем не отличалось от бретонского.
— Куда оно направляется?