Валерик вытаращил глаза, медленно наливаясь кровью, пошарил в углу прихожей под пачками старых газет, как будто надеялся еще найти там свой ящик, и заорал:
— Вот блин! Да на хрена мне ваши, дядя, в натуре, цацки! Да я на них, в натуре, срать хотел! И хоть бы вы их, типа, продавали с наваром или напоказ выставляли, за бабки, так нет же! Под перину прячете, в сейф, да еще на починку тратитесь, так какой мне с них толк, я вас спрашиваю?! Моя это водка, моя! И гоните мне с нее процент! Я уже, типа, с магазином договорился, они завтра с утра ящик ждут, а вы тут распорядились, на хрен!
Владлен Семенович, в свою очередь, налившись дурной кровью, набычился и завизжал, неожиданно для самого себя, тонким пронзительным голосом:
— Не смей на меня орать, щенок, бизнесмен хренов, спекулянт! Да за твою идиотскую коммерцию ты в тюрьме окажешься, если нас раньше всех не поубивают!!!
Валерик, перекосившись, дыша перегаром в лицо дяди, левой рукой ухватил его за отворот пижамной куртки, указательным пальцем правой потряс перед его носом и проорал угрожающе:
— У меня не идиотская коммерция, а, в натуре, бизнес! А на какие иначе шиши, вы, дядя, мне, типа, жить прикажете?! Да и сами вы… Кто в последний раз продукты привозил, в натуре, я вас спрашиваю?! К завтрему, к обеду, самое позднее, чтоб ящик водки стоял тут! Откуда хотите, оттуда доставайте, хоть у своих приятелей назад заберите, хоть покупайте в соседнем ларьке, в натуре, но чтоб водка была! А если не будет, то я ребят из магазина, с которым договорился, к вам направлю, они живо вам законы коммерции, типа, разобъяснят, мало не покажется, в натуре! Вот блин!
Валерик отпустил пижаму дяди, и слегка толкнул его в грудь растопыренными пальцами. Толчок был, в общем-то, совсем слабым, но Владлен Семенович, никогда не занимавшийся спортом, отлетел к стене и весьма чувствительно приложился затылком к полочке возле зеркала. Очутившись в нокдауне, он привалился спиной к стене, ошалело поводя глазами, а Валерик, в запале и с пьяных глаз не поняв состояния дяди, ушел в свою комнату, изо всех сил хлопнув дверью.
Первую минуту в голове Владлена Семеновича бухали молоты, в ушах звенело, перед глазами плыл красный туман, а сердце при каждом ударе из груди, казалось, выпрыгивало в рот, то ли от удара о полочку, то ли от бешенства. Ему хотелось сломать все в квартире, в мелкую щепу разбить дверь и убить племянника, просто разорвать его на куски.
Ну, или, по крайней мере, прогнать немедленно из дома, пусть отправляется к мамочке и спит там, на коврике в прихожей.
Антиквар хотел немедленно разобраться с племянником, но ноги подкашивались, горло сжала судорога, и голос пропал, а ломать дверь тем более не было сил. Поэтому, вместо того, чтобы активно заняться защитой своего достоинства, авторитета и прав, ему пришлось присесть в кресло, так кстати стоящее в коридоре. Зря сестра выступала: кресло в этом углу просто необходимо. По мере того, как унималось сердцебиение и таял кровавый туман в глазах, настроение Владлена Семеновича менялось.
Родители его, потомственные артисты, навек застрявшие в провинции и обвинявшие в этом друг друга, постоянно ссорились, причем картинно, слишком громко и напоказ. Отец потрясал кулаками и ревел: «Неблагодарные, низкие существа!» Мать заламывала руки, и осторожно обливаясь слезами, искоса поглядывала в трюмо, не расплылась ли косметика и достаточно ли живописно она смотрится с распущенными волосами и в полурасстегнутом шелковом халате. Две бабушки и дедушка одновременно воздевали руки к небу и в унисон восклицали: «Мы прожили свою жизнь для вас, а в старости стали никому не нужны! О, смерть, где ты, приди!» Поэтому Владлен Семенович совершенно не переносил ссор, скандалов, и вообще всяких громких слов и сильных эмоций, и мучительно стыдился, если сам вдруг терял над собой контроль. Ему казалось, что в такие минуты он становится ужасно похож на отца, с его торчащими во все стороны седеющими нечистыми волосами и неопрятной щетиной на щеках, но в белейшей, выстиранной и выглаженной бабушкой рубашке со щегольским галстуком-бабочкой. И что его чувства такие же искусственные.
Племянник, конечно, вел себя безобразно, но… Все-таки это племянник, сынок любимой сестры, выросший у него на глазах. Сестре и так несладко приходится, а если еще они станут воевать… Это между родней совсем уж никуда не годится. И Валерик не так уж плох. Грубый, конечно, так сейчас все такие. А если выйти вечером во двор и подойти к детскому садику, где с наступлением темноты в беседке отдыхает молодежь, и послушать их разговоры, так племянник и вовсе ничего себе. А что бизнесом сомнительным занялся, так все вокруг так же, надо же как-то жить. Завод, где раньше мужику можно было устроиться на неплохую, во всяком случае, хоть и грязную, и тяжелую, но денежную работу, теперь еле дышит, а скоро и совсем закроется. А другой работы здесь, в провинции, и раньше-то было мало. Не наркотиками же Валерик торгует! А ему ведь предлагали! Так наотрез отказался! И к Владлену Семеновичу совсем неплохо относится, хоть и грубит иногда, а доброе сердце не скроешь: вот, на днях действительно принес большую сумку с продуктами. А когда у Владлена Семеновича в очередной раз прихватило сердце, без звука бегал за лекарствами и фруктами. Эх, да что говорить, родня есть родня.