Необходимо отойти подальше от деревни, да как бы не заблудиться! Прозрачный и приветливый смешанный лес, полный всяческих даров природы, в наступивших сумерках казался мрачным оплотом злых сил. За каждым кустом мерещились черные тени с горящими глазами, за спиной слышались крадущиеся шаги.
С замиранием сердца, то и дело шарахаясь от темнеющих зарослей крапивы и упавших деревьев, Юрий углубился в лес по едва видной тропинке и дошел до какого-то оврага. Раньше его здесь как будто не было. Овраг уже заполнила ночная тьма, и спускаться было себе дороже. Юрий побродил по краю оврага, нашел под вывороченной корягой уже готовую яму, и углубил ее как мог. Развернул пакет. В пакет еще в Н. он запаковал пол-литровую бутылку святой воды, прикупленную в церкви, пакет соли и злополучный бокал. Бокал совсем престал смотреться: все пластиковые нашлепки отвалились, а олово потускнело, сплошь покрылось мелкими щербинками и какой-то вроде бы плесенью.
Юрий подумал, что этот артефакт, как по-научному назвала бокал Савина, скорее всего, полностью потерял свою магическую силу, но рисковать не собирался. Он бросил бокал на дно ямы, полил сверху святой водой и высыпал кило соли. Так советовало обходиться с подозрительными предметами безымянное руководство по практической магии, без обложки, титульного листа и доброй трети страниц, завалявшееся у Светки. Жалко, что он не успел освятить соль в церкви. Но, наверное, сойдет и так.
Захаров тщательно засыпал яму землей, набросал сверху хвороста и прошлогодних палых листьев и с чувством выполненного перед человечеством долга пошагал назад в деревню.
После предания земле дьявольского бокала вся эта история подернулась туманом, словно воспоминание о плохом романе или фильме. Юрий старательно агрокультурствовал в фамильной усадьбе. Теща, Ариадна Владимировна, была незлой и хозяйственной, при взгляде на нее многочисленные анекдоты про тещу как-то не вспоминались. К зятю она относилась уважительно и с заботой, гоняла дочь и внука за недостаток любви и уважения к главе семейства. Ну и что, что получает мало?! Это не к нему претензия, а к правительству. А Юрочка важнейшее дело делает. Мало что бандиты говорят, а дураки за ними повторяют! Если бы не органы, от лиходеев совсем бы житья не стало!
Невысокая, полноватая, с русыми, с проблесками седины, волосами, скрученными на затылке в типично учительский пучок, с розовым улыбчивым лицом в мелкой сеточке морщин, Ариадна Владимировна в любом месте могла создать атмосферу уютного дома.
На огороде Юрий видел ее в вылинявшем сарафане и старой мужниной рубашке с головой, обмотанной белым платком, чтоб на солнце не обгореть. Но дома теща ходила в красивом цветастом платье и связанной крючком шали, и не лень же было каждый раз переодеваться! Она хорошо шила: по вечерам в большой комнате часто стрекотала старинная швейная машинка «Зингер».
Ариадна Владимировна, вместе с мужем Федором Алексеевичем, десять лет как покойным, всю жизнь учительствовала в Семкино, до тех пор, как маленькую школу, обучавшую самое большее двадцать учеников всех возрастов одновременно, не закрыли. Она преподавала русский язык, литературу, биологию, историю, и музыку. А муж — математику, физику, химию, географию и физкультуру. Изредка удавалось переложить часть предметов на плечи молодых педагогов, достаточно регулярно появляющихся в Семкино по распределению. Но молодые специалисты, и так присылаемые едва не закованными в цепи, устрашившись суровых деревенских реалий, всеми правдами и неправдами из сельской школы удирали. Редко кто отрабатывал даже положенные по закону три года. Из них в школе прижилась только трудовичка Мария Степановна из Ленинграда, с которой в Семкино приключились роковая любовь и скороспелое замужество. Всего через три года она схоронила любимого тракториста, замерзшего зимой по пьяни прямо на крыльце собственного дома. А в следующие двадцать лет из тоненькой робкой девочки, не умеющей прикрикнуть на ленивых школьников, превратилась в объемистую женщину, казалось, заполняющую телом и голосом любое предоставленное помещение, даже физкультурный зал, превращающийся при необходимости в актовый зал со сценой. Мария Степановна с равным успехом обучала девчонок шить ночные рубашки, блузки и юбки и стряпать пельмени, а мальчишек — сколачивать табуретки, и еще вела уроки немецкого. Весной она страдала астмой, и тогда ее предметы сваливались на Ариадну Владимировну и Федора Алексеевича.