Она презрительно вслух усмехалась:
— Утопился…
— Кузьма Захарыч, что мне делать? — спросила она однажды.
Он понял, о чем она спрашивала, сказал:
— Не думать. Выбросить его из головы. Совсем. Навсегда.
— А как? Научите. Я очень хочу.
— Здесь есть разные общества… Пушкинское общество. Общество любителей изящной словесности. Драматическое общество…
— Но я почти никого не знаю.
— Узнаете. Маргарита Алексеевна поможет познакомиться.
И действительно, случай для такого знакомства скоро представился.
— Надежда Сергеевна, — сказала ей вскоре после этого разговора Маргарита Алексеевна. — Заболел председатель Пушкинского общества Николай Николаевич Винокуров. Надо подежурить у него денек-другой. Просили меня. Но я рекомендовала вас.
— Очень хорошо. Мне давно надо его повидать. Винокурову она рассказала, как во дворе городской думы, среди хлама и старых рогож, валяется бронзовый бюст Пушкина.
— Правда, я видела его несколько лет назад. Но говорят, он и сейчас там, — сказала Надежда Сергеевна.
— Вы говорите, это собственность генерала Шорохова? — спросил Винокуров.
— Да.
— А что же дума?..
— У нее нет денег на сооружение пьедестала.
— К сожалению, мы тоже бессильны, — вздохнул Винокуров. — Но попробуем объявить сбор средств среди населения.
— Непременно надо. Конечно, моя вина в том, что я не сказала вам об этом прежде, — призналась Надежда Сергеевна.
— Нет уж, давайте не будем ставить вам это в вину. Напротив, ваша заслуга в том, что вы хоть сегодня, но рассказали об этом. Госпожа Малясова, вы в драматическом обществе не состоите? В спектаклях не играете? — вдруг спросил Винокуров.
— Нет, к сожалению, не играю.
— Но мы с вами где-то встречались, — сказал он, приглядываясь к ней с доброй задумчивой улыбкой, и взволнованно воскликнул и приподнялся на локтях. — Стоп, стоп, стоп!.. Попрошу вас, откройте вот эту дверь. Да, да, вот эту… в гостиную.
Она исполнила просьбу и вдруг покачнулась, словно се сильно толкнули.
— Теперь мне ясно, где я вас часто вижу, — с некоторой гордостью сказал Винокуров. — Что с вами?! — прибавил он встревоженно, когда она опять обернулась к нему. — Вы так бледны… А я, признаться, думал, что это произведет на вас другой эффект… Простите…
— Художник… был моим мужем… — вдруг сказала она.
Винокуров молча смотрел на нее.
— Пожалуйста, — возьмите портрет… — сказал он.
И удивительно: всю дорогу, пока она шла домой. Август словно шагал рядом, и она опять была счастлива, не видела ни людей, ни фаэтонов, ни земли под ногами — все было в тумане, все плыло, как во сне. Она о чем-то мысленно разговаривала с Августом, то смеялась, то в чем-то упрекала его. И все крепче прижимала к себе портрет в позолоченной раме.
Но едва она вошла в дом и увидела дочь, как все перевернулось у нее в душе, смутная глухая боль опять медленно вошла в сердце.
Портрет долго стоял у стены, за шкафом, зашитый в белый бязевый лоскут. И не было ни малейшего желания повесить его на стену. Наоборот, иногда хотелось достать его из тесной щели между стеной и шкафом и разорвать, искромсать, изломать на куски вместе с позолоченной рамой и кинуть в печь. Но Надежда Сергеевна удерживала себя от этого искушения, боялась его, мысленно говорила себе: «Ты безумная. Пусть стоит. Разве он мешает тебе?..»
Но охота посещать Пушкинское общество после этого случая пропала.
Было отрадно сознавать, что друзья не покидают ее. Еще в тот день, когда они пришли к ней в больницу, Кузьма Захарыч и Маргарита Алексеевна из больницы привезли ее вместе с новорожденной к себе домой, не разрешив возвращаться в гостиницу к Малышевой. Ей отвели отдельную комнату, но жили все словно одной семьей. Надежда Сергеевна после приезда из больницы, когда Маргарита Алексеевна ушла на дежурство, узнала от квартирной хозяйки, что они и сами-то переехали к ней всего четыре дня назад, сняли у нее вот эту двухкомнатную квартиру с мебелью, а до этого жили где-то в старом городе, в низенькой узбекской мазанке с земляным полом и земляной крышей.
— В одной комнатенке ютились, — сказала хозяйка.
Надежда Сергеевна поняла, для кого они это сделали, и жила у них вместо родной дочери. Да и Курбан с Худайкулом наведывались чуть ли не каждый месяц, звали к себе погостить. И Надежда Сергеевна с удовольствием гостила и у того, и у другого, когда Наташа подросла и была еще здорова.
— Кузьма Захарыч, почему вы мне не верите?.. — однажды спросила Надежда Сергеевна.