— М-да, — зачем-то произнесла Клавдия Алексеевна, и, больше ничего не добавив, поднялась с дивана, подошла к зеркалу, глянула на себя как-то искоса, оценивающе, желая посмотреть на свой профиль, одним легким прикосновением среднего пальца поправила у виска какой-то завиток и вернулась на место.
— Что же ты стоишь? Садись, — обратилась она к девушке, совершенно потерянной от смущения. — Как тебя зовут?..
— Мама, — не выдержал Август, — я тебе говорил ее имя.
— Пойди открой Тимке дверь. Он просится в гостиную, — вместо ответа сказала ему Клавдия Алексеевна.
Смущенный Август молча повиновался. В комнату важно, не спеша вошел большой пушистый дымчатый кот и направился к хозяйке.
Надя молча присела на диван. Кровь то отливала от ее лица, то вновь приливала к щекам. Клавдия Алексеевна тоже молчала, теперь уже без лорнета разглядывая Надю сбоку.
Август, пока вырос, хорошо изучил характер матери, и сейчас, глядя на нее, понял, что все пропало, все его надежды жениться на Наде рухнули. Он не мог понять причины, побудившей мать так резко изменить свое прежнее решение и обещание во всем ему помочь. А ведь он знал, что, несмотря на свою безраздельную власть в доме, она любила его, любила исполнять его капризы. Поэтому, с отчаянием глядя на то, как рушится его счастье, Август все еще с надеждой смотрел на мать, своей покорностью стараясь вызвать в ней сострадание, и хотя бы этим поколебать ее беспричинную, как ему казалось, резкость и холодность.
Но причина, между тем, была, и очень простая. Конечно, в тот миг, когда Надя входила в гостиную, все еще оставалось по-прежнему, и в душе Клавдии Алексеевны не было никаких колебаний. Она осталась сидеть на месте и не поднялась с дивана навстречу будущей невестке, чтобы та поняла, в чей дом она входит, и не помыслила бы когда-нибудь поставить себя здесь хозяйкой. Что же касается того, чтобы помочь Августу в его намерении, то здесь ее решение оставалось твердым. Коль скоро Марк Иванович был против женитьбы Августа и даже не стал об этом разговаривать, Клавдии Алексеевне по ее глубокому убеждению следовало поступить наоборот, то есть непременно женить Августа. Ей казалось, что муж, как всегда, не прав. Клавдия Алексеевна считала своим святым долгом исправлять ошибки мужа. Часто она говорила ему:
— Нет, Марк, ты не прав. Я сделаю по-другому и, вот увидишь, ты будешь меня благодарить.
— Как знаешь, — отвечал он, лишь бы не ввязываться в спор, ибо знал, что ее не переспоришь, и помнил хороню народную поговорку: «Спор прекращает умнейший».
За многие годы Клавдия Алексеевна настолько привыкла все делать по-своему, что стала бояться, как бы не получилось по-другому, то есть так, как хотел муж, потому что тогда непременно должно быть все очень плохо. Она не замечала, что сотни всевозможных в итоге дел как бы сами собой кончались так, как хотел и предсказывал Марк Иванович.
«Август… Его судьба… Разве можно так безразлично отнестись к этому? Что может быть в жизни более важное?..» Ей казалось, что стоит только послушать мужа, и с Августом может случиться какое-нибудь несчастье: он может заболеть, может бросить учиться, может в конце концов застрелиться. Бог знает, что с ним может случиться.
Но в то же самое время где-то очень-очень глубоко шевелился в душе червячок, который словно хотел напомнить:
«А ведь прав… прав Марк-то Иванович. Молод Август для женитьбы. Молод. Повременить бы надо. Училище закончить». Но Клавдия Алексеевна глушила этот голос своим давним убеждением — поступать наоборот. И в то время, когда она ждала свою будущую невестку, Клавдии Алексеевна была как никогда тверда и непоколебима в своем решении.
Увидев Надю сначала издали, у порога, а потом рядом с собой, она оцепенела, пораженная ее красотой.
«Ты говорил — хороша?! Прекрасна! — думала Клавдия Алексеевна. — Да она прелестна! Божественна! О нет, не божественна. Это сам демон послал ее ко мне, чтобы вечно смеяться надо мной. М-да…» И жестокая, глухая, коварная ревность к чужой красоте, как тяжелая муть, поднялась со дна ее души.
Решение было принято: не бывать! Не бывать этой женитьбы. Нельзя, чтобы две красивые женщины жили в одном доме. Прав Марк. Первый раз в жизни прав. А красота этой девицы… что ж, действительно редкая. И упускать ее Августу не следует.
Клавдии Алексеевна пригласила их пить чай. Но сидя за столом, она уже просто не владела собой, не могла скрыть негодования, хотя и не очень заботилась о том, чтобы его скрыть.
— Что ж, — заговорила она, держа у рта чайную чашку и разглядывая Надю своими круглыми навыкате глазами, — хороша ты, хороша. Не отнимешь. Да плохо одета. Так, кажется, поется в песне?