— Не надо ни о чем думать, слышишь, Надюша.
— Я не думаю.
— Нет, ты думаешь, Скажи, не будешь?..
— Не буду.
Они остановились возле кузницы, чтобы напиться воды из колодца да немного освежить разгоряченные лица. И тут Надя представила Августа своим мужем Курбану.
Курбан был один в кузнице, Тозагюль дома хлопотала по хозяйству, но Надя сказала Августу:
— Курбан и Тозагюль — мои лучшие друзья. Ты их полюбишь. Знаешь, что такое Тозагюль, если перевести? Чистый цветок. Гюль — цветок, тоза — чистый.
То ли Курбан был удивлен такой неожиданной выходкой Надежды Сергеевны (молчала, молчала да вдруг — на тебе! Муж! Какие же друзья так поступают?), то ли был мрачен от каких-то своих мыслей, но когда Август в ответ на слова Нади лишь чуть приметно поклонился Курбану, он посмотрел на Августа, не выпустив из рук молотка, коротко глянул на Надю, ничего не сказал им и продолжал свою работу.
Но Надя так полна была своим неожиданным счастьем, что даже забыла спросить Курбана, чем кончилась его охота за Желтой птицей. Только отъехав от кузницы верст семь, она вспомнила об этом и пришла в ужас от собственного равнодушия и невнимания к своим друзьям и именно в тот момент, когда они, может быть, больше всего нуждались в ее участии. Она решила, что только поэтому Курбан был так мрачен. И хотела сейчас же, немедленно вернуться.
— Август, — сказала она, прижав свои ладони к горячим щекам, — я забыла спросить у Курбана об одном очень важном деле. Давай вернемся.
— Это дело касается тебя? — спросил он спокойно.
— Нет. Но ему, может быть, грозит каторга.
— Каторга? За что?
— Ты понимаешь — это все очень сложно… и долго рассказывать… Он хотел убить человека… вчера… И вот я не знаю… И Тозагюль в кузнице не было, чтобы спросить. А Курбан был такой мрачный, неразговорчивый… Он даже ничего не ответил нам. Я очень боюсь за него. Может быть, его надо спасать? Может быть… бежать ему надо?
— Пусть он об этом подумает сам. Тебе нечего беспокоиться.
— Но это чудесные люди, Август.
— Я не разделяю ни твоих симпатий, ни твоих убеждений. Прости меня, Надюша.
— Каких убеждений? О чем ты говоришь?
— Человека, который может убить другого, я не склонен идеализировать. А для тебя, оказывается, он может быть чудесным. Согласись, что это в какой-то степени уже убеждение.
— Ты не прав, Август. Нельзя возводить в принцип один отдельный случай. Защищать подлецов — это не мой принцип. Мой принцип — обратный.
— Надюша… милая! Подумай, ведь всего час или два, как мы вместе. И такой разговор. Зачем? Поверь мне, с этим кузнецом ничего не случится.
— Ты думаешь?
— Уверен.
— Ну ты хоть меня успокоил.
Она отодвинулась поглубже, в угол фаэтона. Возвращаться было уже поздно. Пока они разговаривали, лошади еще пробежали верст пять, и до дома оставалось совсем недалеко.
Много неожиданных сюрпризов здесь ожидало Августа. Эти несколько дней, которые он посвятил розыскам Нади, он провел в Ташкенте и видел лишь закрытых женщин под чачваном, мужчин в ярких полосатых халатах и огромных, как облака, белоснежных чалмах, верблюдов, арбы, чайханы, перепелиные бои. Все это его поражало, и он, как деревенский мужик, впервые попавший в город, временами подолгу стоял и изумлялся тому, что видел.
Сейчас он ехал в азиатскую глушь, но не думал об этом. Счастье встречи было так велико и, хотя он долго искал его, все-таки так неожиданно, что казалось фантастичным, и Надины опасения, что ему не понравится ее жилье, обстановка, оказались напрасными. Август нашел восхитительным и то, что дворик, в котором помещался медицинский пункт, не имел ни ворот, ни калитки, а был огорожен кое-как с улицы кукурузным будыльем да прошлогодним подсолнечником, а в задней своей части незаметно переходил в сад; и то, что этот маленький домик, если эту мазанку с плоской земляной крышей и двумя крохотными комнатками — в одной Надя принимала больных и держала аптеку, в другой жила сама — можно было назвать домом, имел очень живописный вид: крыша была завалена кукурузными початками, шляпками подсолнечника, сушеным урюком и яблоками; два деревянных столба, поддерживающих навес над террасой, и стены дома были увешаны пурпурными гирляндами красного перца, снопами пряного укропа, сушеными яблоками, как грибы, нанизанными на нитки, и еще какими-то травами и фруктами.