— Именно пригласить? — недоверчиво спросил Иешуа.
— А как же иначе? — ужаснулся Догерти. — Ну не доставит же силой!.. Тем более, я слыхал, вы и так разыскивали меня, но вы знаете, армия — это…
— Знаю, — бесцеремонно прервал его Иешуа. — Это армия… Вот все бумаги-Мари положила на стол перед генералом приличную стопку.
— Пустое! — разулыбался генерал. — Бюрократия! Надо было сразу — ко мне.
Но бумаги все ж подписал, вызвал верующего майора и приказал тому пулей смотаться туда-сюда и принести гостям пропуска с обязательной пометкой «проход всюду».
— «Всюду» — это куда? — не преминул поинтересоваться лв бознательный Крис.
— «Всюду» — это всюду, — любезно объяснил ему генерал. Кстати, я же могу вам дать сопровождающего, чтоб всюду…
— И транспорт, — добавил Крис.
— Само собой разумеется. В Приштину — моим бортом, я распоряжусь, а там вертолет, прикрепим за вами персональный Ну и машины, конечно, как же без машин на передовой…
— А что, господин генерал, — спросил Иешуа, — нельзя ли еще одну крохотную просьбишку?.. Мне, знаете ли, показался весьма толковым малым этот ваш майор. Может быть, как раз его сопровождающим?
— Не вопрос, — кивнул генерал. — Вы и впрямь провидев Мессия. Так, с полувзгляда — человека-то насквозь!.. Майор К действительно очень толковый офицер. И будет вам полезным спутником. Знает места, знает людей…
— А он согласится? — спросила Мари. Генерал посмотрел на нее, как на сумасшедшую:
— Это армия, мисс… Но конечно же — он будет счастлив!..
Генерал не соврал, а Иешуа, как всегда, не ошибся: майор был частлив. И не только грядущим общением с Великим Человеком, но и возможностью хоть на несколько дней вырваться на волю. Пусть даже там, на воле, стреляют.
Он лично провожал гостей к выходу, и навстречу им попался давешний лейтенант.
— Ага, — совсем не по уставу растерялся лейтенант, увидев исчезнувшего господина Посредника, — вот вы где…
— Разговоры! — рявкнул майор, вспоминая, что он здесь — старший по званию. — Что за «ага», лейтенант? Смирно!
— Ну, не надо, майор, — мягко остановил его Иешуа. — Лейтенант не виноват. Он у вас атеист, а я, знаете ли, так не вовремя совершил на его глазах маленькое чудо: телепортировался из дома милейшего отца Никодима, где мы имели честь встретиться с лейтенантом, сюда, в штаб Корпуса. Проще говоря — исчез с его глаз долой… Да, кстати, лейтенант, как там мои друзья?
— Они уже не там, — потупясь, произнес лейтенант, понимая, что его карьера в опасности. — Они уже тут.
— Где тут? — всерьез удивился Иешуа. — Что им тут делать?
— Я их арестовал!
— Но зачем?
— Они оскорбили мою честь офицера.
— Это круто, — согласился Иешуа. И к майору: — А может, простим всех — и моих плененных друзей, и этого славного лейтенанта, из которого наверняка вырастет отличный генерал?..
— Прощать — это ваша прерогатива, — распахнул руки майор Круз.
— Не так, — поморщился Иешуа. — Прощать — это прерогатива Бога, хотя он и нечасто ею пользуется… Ну да ладно, разок воспользуюсь я…
Когда все вернулись на том же «хаммере» живыми и невредимыми, матушка Настасья голос уже сорвала. Более часа кричать — это какие ж связки нужны. Но и молчание хозяйки продолжившийся обед не испортило, поскольку освобожденный из узилища отец Никодим к месту напомнил слова из девятого Псалма:
— «Итак, иди, ешь с веселием хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим».
Насчет благоволения Бога Иешуа абсолютно уверен не был — после разговора с Биг-Брэйном, но и обратного ничто пока не доказывало.
ДЕЙСТВИЕ — 1. ЭПИЗОД — 4
БАЛКАНЫ; КОСОВО. ПРИШТИНА, 2157 года от Р.Х., месяц октябрь
(Продолжение)
Граница между Сербией и Косово-Метохийской республикой проходила в пяти километрах к северу от столицы республики Приштины. Граница была установлена лет сто тому назад, но все эти сто лет никем толком не соблюдалась — ни сербами, ни албанцами из Косово и Метохии, поскольку ни те, ни другие ее не признавали и постоянно требовали изменений. Что характерно, каждый раз разных. Границу придумал Совет Европы под жестким давлением Соединенных Штатов Америки и «огнем и мечом» установили Объединенные силы. Россия, Польша и Болгария протестовали тогда против столь кардинального и исторически сомнительного решения, но остались в меньшинстве. Принцип неизменения границ, который никто не отменял с двадцатого века, здесь, строго говоря, не подходил: никто, никакой головастый историк и вправду не мог сказать точно, где вести границу, поскольку многочисленные официальные Балканские войны, начиная с первой — против Турции, начиная с девятнадцатого века, перекраивали Балканы каждый раз по-новому, и каждый раз на недлинный срок здесь воцарялся непривычный и пугающий мир. Почему пугающий? Да потому, что каждый новый мир лелеял в себе росток новой войны, а новый крой границ — неизбежность нового их передела. Казалось бы: ныне граница — пусть искусственная, пусть сторонними умами сочиненная! — между албанцами и сербами обозначена, но ни албанцы, ни сербы, повторим, не считали, что она верна, каждый народ рад был подвигать ее туда-сюда, а длящийся два века христиано-мусульманский конфликт, рожденный из территориально-этнического и планомерно укрепляющий оный, еще более усугублял ситуацию. И незваные миротворцы, к которым тем не менее то и дело апеллировали все конфликтующие стороны, могли бы умыть руки и заявить: «Я мирен: но только заговорю, они — к войне». В высказывании этом — лицемерие отнюдь не мирного библейского царя Давида легко коррелировалось с таким же лицемерием мировых держав. Тут столь же к месту может прийтись русская поговорка: кому война, а кому — мать родна. Мать родна она — как раз большим мировым державам, в первую очередь — Штатам, которым никак не нравилось усиление объединенной Европы. Поскольку в Объединенных силах американские вояки имели (вот наследие давно умершего блока НАТО!) традиционно мощное влияние, то чаще всего они и диктовали правила игры. А еще существовали местные интересы — венгров, болгар, греков. А еще сербы и хорваты делили свой территориальный пирог. А еще мешала многим благополучная маленькая Словения, круто развившая у себя туристский промысел и старающаяся не лезть ни в какие споры и свары… Короче, неумирающая и даже весьма бодрая «мать родна» вовсю правила бал на Балканах, но, если по сути и по правде, не сербы, не албанцы, не хорваты были тому причиной: они всегда оставались лишь поводом.
Конечно, Иешуа понимал, что Биг-Брэйн скорее всего прав, потому что обладает куда более полной информацией, чем Иешуа. Да и он сам все больше склонялся к высказанному «Большим Мозгом» мнению, тем более что оно родилось и в его собственном мозге еще до разговора с машиной. Ну, может, родилось не совсем мнение, но уж сомнение — точно. Может быть, как раз после чуда в Колумбии это сомнение возникло и крепло с каждым днем, особенно — пока добывали в Белграде разрешения на вылет в зону конфликта. Но — слово сказано: Биг-Брэйн ждет от Иешуа результата хотя бы в его родной епархии — в религиозной… Иешуа всерьез считал, что мусульманам и христианам нечего делить, поскольку Бог един, а коли внутренние самооценки решительно Ие совпадают, то их можно оптимизировать. Если не убеждением, то — насильно. Сил для этого у Иешуа имелось в избытке. Плюс — знание того, как оные силы к делу применить. Поэтому он не пожелал ни на день оставаться в Приштине, а потребовал обещаний персональный вертолет, в день прилета из Белграда получил раниями майора Круза в пользование могучий и неторопливый спасательный «кавасаки-боинг», погрузился туда всей командой и отбыл в район Равна-Баня, где в последние дни шли особенно ожесточенные, кусачие, хотя и позиционные, бои между сербами и косоварами. Землю, однако, делили, как водится… Хуже всего приходилось бойцам Корпуса «Балканы», которые застряли между позициями тех и других, что мешало миротворцам применить артиллерию и авиацию — по своим-то бить не хотелось. Круз сказал об этом странное:
— Пока…
Что имел в виду? Пока мешало? Пока не хотелось? Пока хуже всего?..
Круз не объяснил, а Иешуа, может, и понял, но тоже не стал комментировать. Он вообще в этой клятой Сербии стал молчаливым и мрачным, считали ученики. Почему — боялись спрашивать…