К тому моменту я почти не слушал, занятый мыслями о той женщине с ребенком. И спросил:
– Ты выкопал женщину и дитя?
– Прямо из гробов достал, да. Они ж мертвые, что им сделается? А мне нужны мои пятьдесят центов, а как все порешили, вышел целый доллар. Да, имей в виду: хоть ты роешь могилу, я делиться своими деньгами не стану. Посчитай это за аванс, чтобы выследить тех парней, что забрали сестренку. Дальше вот так поступим. Остаешься докопать могилу, а я пойду стащу лошадь, а потом тебя заберу.
Подобный оборот мне совсем не понравился, но я решил, что выбирать не приходится. Хотя, может, стоило бы при случае ввернуть имя Иисуса и поглядеть, не внушит ли оно более праведный образ мыслей. В общем, Юстас вместе с боровом отправились на промысел, а меня оставили доканчивать работу.
Тут я вспомнил о Луле, и меня аж заколотило. Мы всегда отлично ладили, я даже соглашался играть с ней в куклы и представлять чаепития, хотя ни разу не встречал кого-либо, кто хоть раз мог похвастаться подобным опытом. Славной она была девочкой, а мы, как брат и сестра, прекрасными друзьями. Хотя когда был помладше, не раз гонялся за ней с лягушкой, чтобы напугать, а то и с ручной косилкой. Бегала она хорошо. Но ярче всего вспоминалось, какой она бывала странной, задумываясь о вещах, до которых всем прочим не было дела. Вроде того, как колибри может летать задом наперед или отчего цыпленок с крыльями, а летать не может. Притом она не выпендривалась, а интересовалась всерьез. Случалось такое постоянно, а я всегда ей отвечал – мол, захоти Бог нам это разъяснить, непременно записал бы в книге. Однажды она поглядела на меня и спросила:
«По-твоему выходит – Бог написал Библию сам, и все на английском? Как же, зная обо всем на свете, он ни слова не написал о колибри и цыплятах?»
Такие мысли мне ни разу в голову не приходили, но прежде, чем я успел что-то сказать, она уже переключилась на другие загадки, где объяснения, судя по всему, также отсутствовали.
Пока не надоело, я еще немного покопал, а потом оперся на лопату. И тут понял, как сильно устал, и решил присесть. Обгоревшая шея вовсю давала о себе знать, да ничего, кроме как терпеть, не оставалось. И вот, когда я начал думать, что меня просто одурачили, заставив рыть могилу задарма, я увидел, как по сумрачному склону холма верхом едет Юстас, а боров трусит следом. Лошадь была в упряжи, но без седла.
Когда он подъехал ближе, я разглядел у него за поясом самовзводный револьвер, похожий на тот, что был у Жирдяя.
– Ну, самое время убираться, – сказал он.
Он протянул руку, я ухватился, и он затянул меня лошади на спину. Мы двинулись трусцой, боров поспевал следом, не издавая ни звука. Казалось, он даже не дышит.
Нельзя назвать поездку легкой, вот так, без седла, когда несколько раз я едва не свалился. Чтобы удержаться, пришлось обхватить руками Юстаса. Меня это немного стесняло, ведь я считал себя достаточно взрослым, чтобы не цепляться за него, будто дитя за мамкину сиську. Но, как говорится, не кобенься и надевай, что дают. Боров – именно так и звали нашего свинячьего компаньона – поспевал за нами без видимых усилий, чем немало меня удивил.
Когда мы почти достигли цели и оставалось пересечь реку, луна висела высоко в ночном небе. Мы выбрали место поуже, только вода после вчерашнего дождя еще не спала и неслась едва ли не бурным потоком.
Сначала она шумела под брюхом лошади, потом поднялась к бокам, а там и до наших колен. Однажды мы скользнули в вырытую течением яму, лошадь провалилась по шею, и мы мгновенно промокли. В тот момент меня едва не смыло. Наконец мы выбрались на другой берег к высокому песчаному обрыву. Тут мне пришлось натурально цепляться за свою жизнь, но мы одолели последний рубеж и остановились перевести дух. А Боров отряхнулся, точно собака.
Юстас направил лошадь незаметной тропинкой, уместной, скорее, кролику. Мы изрядно проехали, помаленьку подсыхая на ночном воздухе, когда мне открылась картина. Впереди был травянистый холм, и на вершине я заметил нечто, поначалу бесформенное и непонятное. Но вот мы двинулись по склону, и лунный свет окутал вершину, как разлитые сливки. На треноге торчал направленный вверх телескоп, и какой-то ребенок разглядывал ночное небо. По мере того, как мы поднимались, показались домик, загон для скота и небольшой сарай, с виду довольно опрятные.
Уже подъехав ближе, я разглядел, что ребенок был вовсе не ребенок, а мужчина – карлик.