Мьюз все смотрела на крест.
— Можем идти дальше?
Она кивнула. И они вновь двинулись вперед по едва угадываемой тропе.
— Давно вы главный следователь? — спросил Лоуэлл.
— Несколько месяцев.
— А до того?
— Три года занималась расследованием убийств.
Шериф вновь вытер огромный нос.
— Легче не становится, да? — Вопрос показался ей риторическим, поэтому она продолжала идти молча. — Дело не в злодействе. Дело не в мертвых. Они ушли. Тут уже ничего не изменишь. Я о том, что остается, — об эхе. Возьмите лес, по которому мы идем. Некоторые старожилы уверены, что эхо звучит здесь вечно. Логично, если подумать. Вот этот парнишка, Биллингэм. Я уверен, он кричал. Он кричит, ему отвечает эхо, звук гуляет туда-сюда, затихает, затихает, но так и не исчезает полностью. Он до сих пор не смолк. Эхо убийств такое же.
Мьюз шла, не поднимая головы, смотрела под ноги, чтобы не споткнуться.
— Вы встречались с семьями жертв? — спросил шериф.
Она задумалась.
— Мой босс — близкий родственник одной из них.
— Пол Коупленд.
— Вы его помните?
— Как и говорил, я допрашивал всех, кто находился в лагере.
В голове Мьюз вновь звякнул колокольчик.
— Именно он предложил вам заглянуть в это дело? — поинтересовался Лоуэлл.
Она не ответила.
— Убийство — это всегда несправедливость, — продолжил он. — Бог дает человеку жизнь и отпускает ему определенный срок, а потом кто-то вмешивается и обрывает эту жизнь. Если вы раскроете это преступление, я буду только рад. Но преступление — как смятая алюминиевая фольга. Найдя убийцу, вы расправите эту фольгу, но для семьи жертвы она уже никогда не будет прежней.
— Алюминиевая фольга?
Лоуэлл пожал плечами.
— Да вы философ, шериф.
— Загляните как-нибудь в глаза своего босса. Что бы ни случилось в этом лесу, оно еще там. Эхо, понимаете?
— Ну не знаю…
— И я не знаю, следует ли вас туда пускать.
— Почему?
— Потому что я допрашивал вашего босса в связи с событиями той ночи.
Мьюз остановилась.
— Вы говорите о конфликте интересов?
— Да, именно об этом я и говорю.
— Пол Коупленд был подозреваемым?
— Дело по-прежнему открыто. И это, несмотря на ваше вмешательство, мое дело. Вот почему на ваш последний вопрос я не отвечу. Скажу одно: он солгал насчет того, что произошло.
— Он нес ночное дежурство. И не мог знать, насколько все серьезно.
— Это не оправдание.
— Но улик против него не было, так?
Лоуэлл промолчал.
— Я прочитала материалы дела, — продолжила Мьюз. — Пол Коупленд не выполнил свои обязанности должным образом. Вы говорите о чувстве вины, которое он должен испытывать. Он скорбит о сестре, само собой. Но я думаю, еще больше его донимает чувство вины.
— Интересно.
— Что?
— Вы говорите, его донимает чувство вины. Вины за что?
Она продолжала идти.
— И это любопытно, не так ли?
— Что именно? — уточнила Мьюз.
— Тот факт, что он оставил свой пост. Подумайте об этом. Он ответственный паренек. Все так говорили. И внезапно, в ту самую ночь, когда отдыхающие тайком выскальзывают из лагеря, в ту самую ночь, когда Уэйн Стюбенс планирует совершить убийства, Пол Коупленд решает пренебречь своими обязанностями.
Мьюз на это ничего не ответила.
— Именно это, моя молодая коллега, всегда казалось мне очень уж странным совпадением. — Лоуэлл улыбнулся. — Прибавим шагу. Уже темнеет, а вы наверняка хотите взглянуть на находки Барретта.
После ухода Гленды Перес я не заплакал, но слезы уже наворачивались на глаза.
Я сидел в кабинете как громом пораженный, не зная, что и думать. Меня колотило. Я посмотрел на руки. Конечно же, они тряслись. И я ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что не сплю. Убедился.
Камилла жива.
Моя сестра вышла из леса. Как и Джил Перес.
Я позвонил Люси на мобильник.
— Привет, — поздоровалась она.
— Ты не поверишь тому, что мне сейчас сообщила сестра Джила Переса.
— Что?
Я вкратце пересказал ей наш разговор, а когда добрался до Камиллы, вышедшей из леса живой, она ахнула.
— Ты ей веришь? — спросила Люси.
— Зачем ей такое говорить, если это неправда?
Люси молчала.
— Что? Ты думаешь, она солгала? Какой у нее мотив?
— Не знаю, Пол. Но мы что-то упускаем.
— Я тебя понимаю. Но подумай, Гленде Перес незачем лгать мне об этом.
— Странно это, вот и все. Если твоя сестра жива, где, черт побери, она провела все эти годы?
— Не знаю.
— И что ты теперь собираешься делать?
Я подумал об этом, попытался навести в мыслях хоть какой-то порядок. Люси задала хороший вопрос. Что теперь делать? В какую сторону двигаться?
— Я разговаривала с отцом, — добавила Люси. — Он что-то помнит о той ночи.
— Что именно?
— Мне он не сказал. Заявил, что скажет только тебе.
— Мне?
— Да. Айра сказал, что желает видеть тебя.
— Сейчас?
— Если ты хочешь.
— Хочу. Заехать за тобой?
Она не ответила.
— Что такое?
— Он сказал, ты должен быть один. В моем присутствии Айра говорить не будет.
— Ладно.
Вновь пауза.
— Пол!
— Что?
— Все равно заезжай за мной. Я подожду в машине.
Детективы отдела по расследованию убийств сидели в технической комнате и ели пиццу. Обычно там проводили совещания, а «технической» она называлась потому, что в ней стояли мониторы, телевизоры, видеомагнитофоны и прочая техника.
Вошел Макс Рейнолдс:
— Как жизнь?
— Пицца ужасная, — ответил Диллон.
— Печально.
— Мы в Нью-Йорке. В Большом Яблоке. Родном доме пиццы, а эту в рот брать противно.
Рейнолдс включил телевизор.
— Сожалею, что здешняя кухня не соответствует твоим стандартам.
— Я преувеличиваю? — Диллон повернулся к Йорку. — Нет, серьезно, она пахнет, как блевотина алкоголика, или я чего-то не понимаю?
— Это твой третий кусок, — заметил Йорк.
— И, наверное, последний. Чтобы показать, что я не шучу.
Йорк повернулся к Максу Рейнолдсу:
— У тебя есть что-нибудь для нас?
— Я думаю, что нашел этого парня. Или по крайней мере его автомобиль.
— Ближе к делу. — И еще одна немалая часть третьего куска пиццы отправилась в рот Диллона.
— На углу, в двух кварталах от того места, где мы нашли тело, есть небольшой продовольственный магазинчик, — начал Рейнолдс. — У хозяина возникли проблемы с воришками, которые таскали продукты с выставленных на тротуар лотков. Вот он и поставил камеру наружного наблюдения.
— Кореец? — спросил Диллон.
— Не понял?
— Владелец магазинчика — кореец, да?
— Я не уверен. А какое это имеет значение?
— Ставлю доллар против пончика, он кореец. Он направляет камеру на тротуар, потому что какой-то говнюк украл у него апельсин. Потом начинает кричать, что он платит налоги, хотя у него наверняка работают с десяток нелегалов, и кто-то должен что-то сделать. К примеру, копы должны просмотреть все его сраные видеозаписи и найти мистера Фруктового Воришку. — Он замолчал. Посмотрел на Макса Рейнолдса: — Продолжай.
— В общем, да, камера захватывает тротуар и часть мостовой. Поэтому мы начали проверять старые машины, такие, которым больше тридцати лет, и посмотрите, что мы нашли.
Рейнолдс уже вставил кассету в видеомагнитофон. Старый «фольксваген-жук» появился на экране. Рейнолдс остановил картинку.
— Наш автомобиль? — спросил Йорк.
— «Фольксваген-жук» выпуска 1971 года. Один из наших специалистов в этом уверен. Более того, эта модель комплектовалась ковриками, ворсинки которых полностью соответствуют найденным на одежде мистера Сантьяго.
— Чтоб я сдох! — вырвалось у Диллона.