Я хочу предъявить обвинение судье Пирсу, но едва ли мне удастся добраться до него. Еще я хочу предъявить обвинение в шантаже Э-Джею Дженретту и «Эс-вэ-эр», но сомневаюсь, что меня ждет удача. А вот у Шамик пока все хорошо. Ходят слухи, что Дженретты и Маранцы все-таки намерены вывести ее из игры, и побыстрее. Согласно этим самым слухам, теперь речь идет о семизначной сумме. Я надеюсь, она возьмет эти деньги. Но когда я смотрю в хрустальный шар, будущее Шамик не представляется мне радужным. Жизнь очень уж потрепала ее. И почему-то я чувствую, что деньги ничего не изменят к лучшему.
Мой шурин Боб на свободе с того момента, как его выпустили под залог. Я давал показания федеральным следователям. Признал, что помню это смутно, но вроде бы Боб говорил, будто ему требуется ссуда и я разрешил взять ее из средств фонда. Не знаю, хватит ли этого, чтобы избежать судебного разбирательства. Не знаю, правильно я поступил или нет (скорее, неправильно), но не желаю разрушать семью Греты. Можете называть меня лицемером (я и есть лицемер), но иногда грань между правильным и неправильным сильно размывается. Особенно под ярким солнцем реального мира.
И, разумеется, размывается она в тени тех лесов.
Нельзя, конечно, не упомянуть Лорен Мьюз. Но что тут скажешь: Мьюз остается Мьюз. И я ей за это благодарен. Губернатор Дейв Марки еще не попросил меня написать прошение об отставке, и сам я с таким предложением к нему не выходил. Наверное, еще напишу, но пока остаюсь прокурором округа.
Райа Сингх ушла из «самого важного расследования» и теперь работает в паре с Сингл Шейкер. Сингл говорит, что ищет третью красотку, и тогда они назовут свое агентство «Ангелы Чарли».
Самолет приземляется. Я спускаюсь по трапу. Проверяю блэкберри. Моя сестра Камилла прислала короткое письмо:
Привет, братец… мы с Карой едем в город, на ленч и по магазинам.
Скучаю и люблю, Камилла.
Моя сестра Камилла. Так здорово, что она вернулась! И трудно поверить, насколько быстро она стала неотъемлемой частью нашей жизни. По правде говоря, между нами еще существует некое напряжение. Но оно сходит на нет. Мы ускоряем процесс, обращаясь друг к другу со словами «братец» и «сестричка», вновь и вновь повторяя, как мы любим друг друга и скучаем, оказавшись в разлуке.
Полной истории жизни Камиллы я еще не знаю. Некоторыми подробностями она со мной пока не поделилась. Мне известно, что она улетела в Москву под другими именем и фамилией, но надолго там не задержалась. Провела два года в Праге, перебралась в Бегур.[54] Потом вернулась в Соединенные Штаты, ездила по стране, вышла замуж и обосновалась около Атланты. Через три года развелась.
Детей у нее нет, зато она лучшая в мире тетя. Камилла любит Кару, и чувство это взаимное. Сестра живет с нами. Это прекрасно (лучше, чем я ожидал) и тоже способствует взаимопониманию.
Порой я думаю о том, почему Камилле потребовалось столько времени, чтобы вернуться домой. Вероятно, от этого и ощущаю напряженность. Я понимаю, что сестра хотела защитить меня, мою репутацию, мои воспоминания об отце. Понятен мне и ее страх перед отцом, пока тот был жив.
Но я думаю, есть и что-то еще.
Камилла предпочла не говорить о том, что тогда произошло в лесу. Никому не рассказывала о содеянном Уэйном Стюбенсом. Благодаря ее выбору, правильному или неправильному, Уэйн остался на свободе и убил других людей. Я не знаю, как следовало ей поступить в той ситуации, принесло бы ее обращение в полицию больше пользы или вреда. Возможно, следствию не удалось бы доказать, что Уэйн убил Марго Грин — он стал бы более тщательно готовить очередные убийства, а потому еще долго бы не попался. Кто знает? Но ложь — это гнойник, который рано или поздно прорывается. Камилла полагала, что сможет оставить события той ночи в прошлом. Наверное, мы все так думали.
Но из леса мы все вышли со шрамами.
Что касается моей личной жизни, то я влюблен. По-другому и не скажешь. Люблю Люси всем сердцем. Мы не стали медленно сближаться, притираться — бросились в омут, словно хотели наверстать упущенное. Теперь мы просто не можем насладиться друг другом. Стараемся проводить вместе как можно больше времени, а когда расстаемся, я чувствую себя потерянным и меня тянет к ней. Мы без конца говорим по телефону, обмениваемся электронными письмами и сообщениями.
Это и есть влюбленность, так?
Люси милая, веселая, дурашливая, нежная, умная, красивая. Я от нее без ума, и у нас полное взаимопонимание во всем.
За исключением, разумеется, этой поездки.
Я понимаю ее страх. Я очень хорошо знаю, как хрупки наши отношения. Но мы и не можем постоянно жить, словно идем по тонкому льду. Поэтому я вновь здесь, в тюрьме «Красный лук», расположенной в Паунде, штат Виргиния. Жду, чтобы получить ответы на последние вопросы.
Входит Уэйн Стюбенс. Мы остаемся вдвоем в той же комнате, что и в прошлый раз. Он садится на прежнее место.
— Опять ты! — говорит он мне. — Трудишься как пчелка, Коуп.
— Ты их убил, — отвечаю я. — Теперь уже окончательно ясно, что это сделал ты, серийный убийца.
Уэйн молча улыбается.
— Ты все спланировал, да?
— Нас кто-нибудь слушает?
— Нет.
— Даешь слово?
— Да, — киваю я.
— Тогда конечно. Я это сделал, да. Спланировал убийства.
Вот оно что. Он, должно быть, решил, что пора расставить все точки над i.
— Ты реализовал свой план, как и говорила миссис Перес. Убил Марго. Потом Джил, Камилла и Дуг побежали. Ты погнался за ними. Настиг Дуга. Покончил с ним.
Он поднимает указательный палец:
— Вот тут я допустил просчет. Видишь ли, с Марго я поторопился. Хотел, чтобы она умерла последней, потому что ее уже связали. Но шея Марго, такая открытая, такая доступная, притянула меня… я не устоял.
— Кое-что я никак не мог понять. Но теперь, похоже, понял.
— Я тебя слушаю.
— Эти сочинения, которые частные детективы послали Люси.
— И что?
— Я гадал, кто нас видел в лесу, но Люси нашла правильный ответ. Только один человек мог это знать — убийца. Ты, Уэйн.
Он развел руками.
— Скромность не позволяет мне сказать больше.
— Именно ты снабдил «Эс-вэ-эр» сведениями, которые были использованы в сочинениях. Источник информации — ты.
— Скромность, Коуп. Опять должен прикрыться скромностью.
Он явно наслаждается нашей беседой.
— Как тебе удалось добиться помощи Айры?
— Дорогой дядя Айра… Обкуренный хиппи.
— Он самый, Уэйн.
— Он мне особенно и не помогал. Мне лишь требовалось, чтобы он не путался под ногами. Видишь ли… возможно, тебя это шокирует, но Айра сидел на наркотиках. У меня были фотографии и доказательства. Если бы это выплыло наружу, его драгоценный лагерь тут же закрыли бы. И он уже никогда не смог бы организовать новый. — Его улыбка становится шире.
— Поэтому, когда мы с Джилом пригрозили, что разворошим старое, Айра испугался, — говорю я. — От наркотиков он не отказался, так что за последние двадцать лет с головой у него становилось все хуже и хуже. Ты уже сидел в тюрьме, мы с Джилом могли бросить на него тень. Вот Айра и запаниковал. Убил Джила и попытался убить меня.
Уэйн все улыбается.
Но улыбка какая-то другая.
— Уэйн!
Он не отвечает. Продолжает улыбаться. Мне это не нравится. Я вспоминаю только что сказанные мной слова. И все равно мне не нравится его улыбка.