Он уговаривал себя, что это временная мера, что скоро ему станет безразлично все произошедшее, что Соф была лишь эпизодом, приятным и выгодным. Или что не было никакой Соф, и он все выдумал, а деньги заработал на сдаче крови. Тогда можно будет снова купить чай. Для него стало открытием, что он любит этот напиток. Но, несмотря на то, что утренний кофе опостылел довольно быстро, он продолжал давиться им, не представляя, как сможет заварить себе чая и выпить его один. Без нее.
Удивленный его долгим молчанием, приехал друг. Взглянул на него - бледное лицо, запавшие глаза с темными кругами под ними, обкусанные до крови губы, царапины на руках - и собрался вызвать врача. Видя неподдельное беспокойство, Рома неожиданно для себя вывалил все о событиях последних недель.
Друг выслушал его, не перебивая. Периодически сочувственно кивал и похлопывал по плечу, но Рома видел - это не искренне. Вглядываясь в глаза давнему приятелю, он искал там понимание, но находил лишь изумление и недоверие. Чувствовал, как досада разливается кислотой по мыслями. Стал выбирать выражения. Заговорил медленнее. Разозлился на то, что даже лучший друг не может дать ему того простого принятия, которое давала Соф. Рассказ потерял искренность, превратился в сухое перечисление событий. Всколыхнувшиеся переживания острыми шипами спрятались между ребер, покалывая при вдохах. Сообщив, что они с подругой расстались, Рома замолчал, уставившись в окно.
Выдержав паузу, словно долго подбирал не обидные слова, приятель сказал, что ему явно не пошли на пользу эти отношения и вторично предложил обратиться к врачу.
Рома сердито вытолкал его за дверь, по пути обвинив в черствости и недоверии, в неумении правильно поддерживать и сопереживать другу. Под конец усомнился в том, может ли вообще называться другом такой человек.
Когда дверь захлопнулась, он сполз по стене на пол в прихожей и долго сидел, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону. Пустота внутри разъедала. Дышать было больно. Ползком он добрался до кухни и улегся на пол головой под стол, обнимая ножку табурета, на котором она всегда сидела. Казалось, это было тысячелетие тому назад. Над ухом кто-то глухо подвывал, и мимолетно Рома испытал нечто вроде солидарности - не только ему так плохо. Спустя десятки минут до него дошло, что этот звук издает он сам.
Ярость захлестнула его. Вскочив с пола, он распахнул двери шкафчика, выхватил из глубины чашку и швырнул ее в стену над раковиной. Звонко брызнули осколки, перебивая его злобные ругательства. Привалившись к плите, он тяжело дышал, будто только что пробежал стометровку, перед глазами мелькали белые точки.
Звонок в дверь оказался совершенно некстати. Он подумал было проигнорировать его, но кто-то настойчивыми трелями требовал внимания. Умывшись, он вышел в прихожую, несколько раз глубоко вздохнул, приходя в себя. Вспышка гнева принесла после себя опустошение. Открыв дверь, он застыл. На пороге стояла Соф.
— Я принесла тебе свежий чай, — она улыбнулась и легко вошла в квартиру.
Он смотрел на нее и не мог поверить, что видит наяву. С ее появлением в затхлой прихожей запахло морским ветром, стало светлее. Он захлебнулся счастьем. Сердце прыгало в горле, мешая заговорить. Он порывисто обнял ее и со второй попытки смог прошептать в волосы:
— Я разбил твою чашку.
— Выпью из твоей, - весело сказала она, приникая губами к шее.
Конец