Инструмент вновь собран, взят в рот и сжат руками.
Он слышит, что звуки выходят из саксофона и поднимаются вверх, опускаясь в углах комнаты. Звук становится лучше, приближаясь к чистоте идеала.
Практика совершенствует, как говорится. Но Джону Колтрэйну не так уже и важно, что там говорится. Он знает лишь, что никогда не занимался так увлеченно, с таким ощущением свободы. Самое значительное событие за всю его пока еще короткую жизнь происходит именно сейчас, когда он касается ртом саксофона и держит его в руках, словно женщину. Даже если свою музыку может слышать лишь он один.
В 1945 году Джон Колтрэйн был призван в военно-морской флот США, но служба эта выглядит скорее логическим продолжением предшествующего образа жизни, ибо когда выяснилось, что он одержим музыкой, иго определили во флотский оркестр.
Они отправились на Гавайи, где Джон играл в маршевых и танцевальных оркестрах, продолжая одновременно занятия на саксофоне.
Когда в 1946 году он демобилизовался, на его счету были уже тысячи отработанных часов на кларнете, — инструменте, который он все еще любил, хотя и не так, как более полнозвучный саксофон.
Именно на нем он хочет играть, вернувшись в Филадельфию и впервые начав работать в качестве музыканта в коктейльном комбо, состоящем из органа, ударных и… саксофона.
Вилл Баррон:
«По-настоящему я узнал Джона, когда он приехал летом в Уайтвуд, Нью Джерси. Это было приморское курортное местечко, где я нашел работу на лето. По уикэндам Джон с группой молодых музыкантов из Филадельфии приносили с собой записи Чарли Паркера, обсуждали музыку со мной и другими работавшими здесь музыкантами, подсаживаясь к нам после работы»
Бенни Голсон:
«В средней школе я был знаком с одним альтистом по имени Каннигэм (мы всегда называли друг друга по фамилиям — старый обычай негров), который сказал мне: «В городе появился новый парень по имени Джон Колтрэйн. Он играет на альте и ты должен взять его на заметку, потому что это не шуточки». Я играл на теноре, поэтому согласился, а потом забыл об этом, пока однажды Каннигэм не привел Колтрэйна ко мне домой. У Джона собой был альт, и он играл полным, щегольским звуком, как я никогда не слышал. Звук был даже больше и шире, чем у Джонни Ходжеса, Он играл «On The Sunny Side Of The Street» тему, которую Ходжес исполнял очень часто. Играл так прекрасно, что в следующий раз, когда он опять пришел, мать попросила его сыграть эту песню снова.
До переезда в Филадельфию Джон Колтрэйн совсем не слышал настоящей негритянской музыки. Вернувшись из флота, он вновь поселился в центре Северного гетто, вновь слышал и играл ритм-энд-блюз чаще, чем что-либо другое; надо было накопить немного денег и пожить как следует. В это время Чарли Паркер и Диззи Гиллеспи провозглашают боп негритянским национальным гимном, но многие белые — да и, вероятно, негры — все еще полагали, что джаз предназначен прежде всего для танцев. Для них он означает лишь примитивный, кричащий мерзкий саунд ритм-энд-блюза. Но если ты хочешь стать музыкантом высшего класса, должен с другими играть эту музыку, практикуясь одновременно в одиночку. То есть, если ритм-энд-блюз — это единственное что может обеспечить тебя жильем и пищей — значит пока нужно играть его.
Где и с кем только Джон не работал. В бэнде Джо Уэбба, с органистами Ширли Скотт и Джимми Смитом, аккомпанировал он и вокалистам, — таким, например, как Биг Мэйбилл — которой настолько нравился его звук, что всегда по приезде в город она приглашала его к себе.
Он возобновил занятия с Майком Гуэррой в школе Орстейна.
Джеймс Кинзер тоже демобилизовался. Он вернулся в квартиру на 12 Стрит и занялся кооперативным бакалейным магазином — бизнесом, которому посвятил потом всю свою жизнь.
Фрэнклин Броуэр был все еще в Темпле, и при случае заходил поговорить с друзьями но Хай Пойнту. Билл Баррон и Бенни Голсон тоже стали близкими друзьями Колтрэйна; все трое пользовались любой возможностью, чтобы поиграть просто для удовольствия.
Базой для экспериментов стал маленький клуб вблизи квартиры Джона. В этом районе было множество угловых баров с ансамблями по три-четыре человека, которые за минимальную плату демонстрировали публике свои музыкальные идеи, анализируя ее реакцию. В то время как публика слушала Джимми Оливера — тенориста с звуком по прозвищу «Литтл бэд мэн» (и не без причины: он работал пальцами со скоростью автоматных очередей), — Джон задумывался о том, как развить способность к быстрой игре. Он все еще был Колтрэйном, а не Трэйном. Но в «Филли» прозвища были важнее настоящих имен. Кто-то начал звать Джона «свингующим», Билл получил кличку «Странный», а Бенни — «Профессор». Последний как нельзя лучше соответствовал этому: исключительная дикция, отутюженные костюмы, тонкие очки с двухцветной оправой.