Гиллеспи также привлекали многие таинственные свойства ума, хотя в большой степени его интересовал и сам Колтрэйн, и он часто беседовал с Джоном об этих книгах. Биг Бэд Джесси, обмениваясь шутками о лидером, обычно не принимал участия в этих интеллектуальных поединках между Диззи и Джоном, зато в самый подходящий момент изрекал свой практический совет: «Дай нам возможность выпить! Пойдем, Джон!»
Так они обычно и делали, а выпивая, естественно выкуривали между глотками сигарету-другую. И если Колтрэйн начинал кашлять от табака, следующий торопливый глоток скотч-виски помогал ему справиться с кашлем.
Но в остальных случаях, фактически большую часть времени, Джон держался в стороне, спокойно занимаясь в номере отеля или на заднем сидении автобуса, если оркестр был в пути. Менял трости, подгонял мундштук, отрабатывал движения пальцев… Он все время искал новый звук, который все еще не раздавался из его инструмента, а звучал только в голове.
Джесс Пауэлл, удивляясь, почему его товарищ по секции уделяет так много времени — и на и вне сцены — своему инструменту, не выдержал и спросил:
— Зачем?
— Все не то, что я хочу, — ответил Джон, продолжая свои под гонки и эксперименты.
— Но, послушай, твой звук на альте, по-моему, просто замечательный.
— Для тебя возможно, но не для меня.
— Разумеется, ты ведь не Птица.
Пауэлл собирался поспорить, добавив, что даже у гениального Птицы были моменты творческой депрессии, когда из его инструмента тоже не раздавалось ничего нового, но Колтрэйн не дал ему возможности развить мысль дальше. Слова Джесси встряхнули Джона, напомнив ему, что его подход к альт-саксофону основывался на Чарли Паркере, подобно тому, как прежде он находился под влиянием Джонни Ходжеса. Джон оборвал Джесси и не разговаривал с ним до конца недели. Впрочем, они продолжали сидеть рядом в саксофонной секции, играя богато оркестрованные ансамбли и слушая, как их лидер рассыпает каскады высоких звуков и пышных завитушек, которыми он прославился.
Джимми Хит сидел в секции также близко к Колтрэйну. Джимми играл большую часть соло, а Джон — ведущую партию. Однако пьеса Монка «Round Midnight» была одной из тех, где солировал Джон. Позднее он войдет в тесный контакт с музыкой Монка уже в качестве члена его квартета 1957 года. Джон солировал также в «Night in Tunisia» где особо экспонировалась стратосферическая значительность коды Диззи; в «Mantecca» — афро-кубинской композиции, где бэнд выступал в роли вокального компонента, распевающего «I'll Never Go Back То Georgia», и, наконец, «Cubana Be, Cubana Вор» — сплаве (как показывает название) северо-американских и кубинских ритмов и мелодий.
Но вот Мажид поднимает оркестр, прощается с публикой и отпускает музыкантов, если Диззи уже не сделал этого сам.
Хэрнифан Мажид — мусульманское имя, а по-христиански его звали Чарльз Гринсли. Позднее он женился на сестре Джона Мэри, позднее она развелась с ним. А в то время это был один из трех тромбонистов оркестра, игравший в бравурном стиле, который привлекал столь же большое внимание аудитории, как и трубные трюки лидера.
Однажды автобус с музыкантами остановился возле заправочной станции недалеко от Мексико (Миссури). Здесь не было ни мексиканского, ни южного гостеприимства — вообще никакого. Музыканты были голодны, но хозяин кафе нашел для них лишь четыре грубых слова:
— Ниггеров мы не обслуживаем.
Неустрашимый Мажид выхватил свои шоферские права, показал впечатанное туда свое мусульманское имя и добавил:
— Я мусульманин, а не негр, и свинины не ем, так что давай чего-нибудь другое.
Хозяин, открыв рот, глядел, как Мажид вынимал права из пластиковой обложки. Тщательно исследовав права, он вернул их и, обернувшись к официантке, велел позаботиться о черном посетителе.
— Но вы сказали, что мы не обслуживаем цветных, — протестовала она.
— Это не цветной, он мусульманин… обслужи его.
Она повиновалась.
А Мажид, наевшись досыта, вернулся в автобус к остальным музыкантам.
Что касается Колтрэйна, то он часто подсаживался в автобусе к Хиту, иногда к Пауэллу (после того, как они помирились).
Джон восхищался теноровым звучанием Джесса и порой спрашивал:
— Джесс, как ты получаешь такой прекрасный звук?
Джон смотрел на него большими глазами, медленно поднимая брови. Джесс ответил:
— Я упражняюсь за дверью. Я направляю раструб инструмента за дверь, а сам стою за ней и начинаю играть. Звук обтекает мою голову, и мне становится слышно, что я играю.