Бобби Тиммонс:
«Когда я бываю в Филадельфии, то наношу визиты и иногда беседую с матерью Джона. Вспоминаю, как она говорила мне об «A Love Supreme». Ей очень хотелось, чтобы он вообще не записывал ее. Я был несколько озадачен, но она объяснила, что, по словам Джона, у него много раз бывали видения Бога, когда он играл. Она очень терзалась, а потом сказала: «Когда кому-нибудь привидится Бог, значит, он собирается умереть».
Повсюду во Вселенной существуют жизнь и смерть, свет я тьма. Джон Колтрэйн был так же созвучен этим всеобщим истинам, как и наиболее почитаемый им человек — Альберт Эйнштейн. Подобно Колтрэйну, который внимательно и чутко относился к традициях своих предшественников и учителей, Эйнштейн особенно скрупулезно изучал открытия своего великого предшественника Макса Планка. В своей квантовой теории, опубликованной в 1900 году, Планк установил, что свет состоит не из твердой массы, а из волн или частиц. Через пять лет Эйнштейн предложил свою специальную теорию относительности, основанную на результатах своих дальнейших экспериментов с фотонами. Эта теория утверждает, что все явления и системы в природе равно относительны друг для друга, а время не абсолютно, но является лишь формой восприятия ряда событий.
Короче, это была его знаменитая формула е = мс2.
Вслед за этим в 1915 году вышла общая теория относительности, которая утверждала, что законы природы одинаковы для всех систем, независимо от их состояния движения. Эйнштейн сформулировал также принцип эквивалентности гравитации и инерции, согласно которому движения, вызванные силами инерции в гравитации, являются адекватными, ибо проявляются совершенно одинаково. Далее он постулировал, что движение звезд и планет определяется метрическими свойствами пространственно-временного континуума и это гравитационное поле настолько же реально, насколько и электромагнитное.
Между математическими выкладками Эйнштейна и музыкой Колтрэйна существует интересная параллель. Потому что в основе как физики, так и музыки лежит математика, и законы второй родственны аксиомам первой. А Колтрэйн был погружен в метафизику не менее, чем в музыку.
О Трэйне можно рассуждать так:
Электромагнитное поле воздействует на частицы, притягивая их положительные заряды. Колтрэйн подобным образом воздействовал на людей, которых привлекала его музыка. Подобно гравитационному полю, которое забирает на орбиту тело или тела, попадающие в сферу его действия, Трэйн влиял на людей с аналогичными склонностями. В его музыке наблюдается также относительное постоянство структурных частиц в виде звуков, исходящих из его инструмента. Это подобно световым волнам, что сливаются в обжигающие, извилистые струи чистой энергии, излучаемой, подобно ядерному реактору, на благо или во зло человеку. Трэйн преодолел своенравность времени; он мог сокращать либо удлинять его; последнее было особенно характерно для его сверхпродолжительных соло. Многие ли музыканты сознавали реальную длительность каждой композиции или импровизации Джона Колтрэйна? (не говоря уже о публике). При прослушивании его музыки это время часто оставалось неосознанным, можно было взглянуть на свои часы и сказать: «Неужели он действительно играл так долго?»
По сути дела, Джон Колтрэйн был живым, динамичным примером теории Эйнштейна в действии, духовной и пространственной силой, реально подтверждающей принцип первого закона термодинамики: тепло превращается в механическую энергию и обратно при строго постоянном соотношении перехода.
Короче, энергия не исчезает, а лишь изменяется. И Джон Колтрэйн проходил через эти изменения день за днем.
Дэвид Амрам:
«Я вспоминаю разговор с Джоном о Эйнштейне. Мы сидели в аптеке на углу площади Св. Марка и 7 Авеню и ели яичный крем, а Джон рассуждал о числах, их отношении к музыке, а также о том, как определенного рода аккорды влияют на интервалы и как их можно использовать для создания определенного порядка в музыке. Он привлек и теорию относительности; для него она означала, что многие вещи в природе родственны музыке, и задача музыканта заключается в том, чтобы выявить и раскрыть эту относительность и выразить ее средствами своего искусства. В последний раз я видел Колтрэйна в марте 1967 года в магазине здоровой пищи на углу Бродвея и 57 Стрит. Мы продолжили нашу беседу прямо с того места, на котором два года назад прервали наш разговор. Больше всего остального я запомнил, как он сказал: Вселенная продолжает расширяться».»