— Скажите, а плацкарт есть? — отжимаемый толпой от кассы, отстояв большую очередь, лихорадочно спросил у кассирши, с красным лицом. Оно горело у неё от неимоверного натиска толпы, с которой не в силах была справиться, молясь о том, чтоб все уже билеты закончились, и она смогла бы закрыть кассу, пусть и навечно. Но, до конца смены оставалась ещё уйма времени, и это угнетало ещё больше чем сама обстановка, царившая за окошком.
— Купе и плацкарта нет!
— Плачу двойную цену! — умолял Яков Карлович.
— Хоть тройную, — как на сумасшедшего посмотрела кассир.
— Уважаемый, если не берёте, отойдите в сторонку. Не мешайте добрым людям, — обратилась к нему баба в платке, и чемоданом зажатым между ног. Руками протягивала деньги в кассу.
— А, что есть? — вцепился в окошко Яков Карлович.
— Третий класс. Да и то, осталось всего пара десятков мест, — как можно громче, специально для и без того волнующейся очереди объявила она.
— Один без багажа, — дрожащей рукой доставал из кармана портмоне Яков Карлович. Открыв его чуть не лишился денег, так, как оно вывалилось из рук, упав к счастью на маленький прилавок, что был несколько ниже, перед окошком кассы задержалось на нём.
— Да отойдите же изверги! — обратился к толпе, готовой растерзать его, запихивая в портмоне наполовину вылезшие из него ассигнации.
Боялся, что очередь сметёт его ещё до того, как получит билет в руки. Сдача уже не столько интересовала его. Не понимал; обесцениваясь деньги становятся ещё привлекательнее для народа, в панике старающегося урвать как можно больше.
Поезд отходил ровно в девять вечера. Завтра к половине десятого, если всё будет в порядке должен быть в Питере. До отправки оставалось ещё около трёх часов. Но, не хотел покидать вокзал, чудом заняв освободившееся место, боялся встать.
Сомнительного вида личность стоя в непосредственной близости от кассы время от времени была окружаема людьми, которые сначала с некоторой даже агрессией, что-то спрашивали у него, затем, получив ответ, тут же били по карманам руками, в надежде мгновенно извлечь кошелёк. Затем несколько удивляясь, и пряча было его обратно, всё же уже с меньшим желанием доставали из него деньги, отдавая незнакомцу с тоненькими усиками и шляпой, надвинутой на самые брови.
О Боже! Он продаёт билеты! Как бы дорого ни стоил — обязан купить. Никогда ещё не ездив в третьем классе, не хотел привыкать.
— Уважаемый, не имею чести знать вашего имени… — всё же покинул насиженное, нагретое место. Вокзал плохо отапливался, а на дворе был январь.
— Оно вам и не обязательно.
— Вы продаёте билеты? — с дрожью в голосе поинтересовался он.
— Да. Но, на сегодняшний осталось всего пара.
— Продайте же мне один! — взмолился Яков Карлович.
— С превеликим удовольствием. Не извольте беспокоится, — оглядевшись по сторонам незнакомец вытащил из-за пазухи маленькую картонку, розового цвета.
— Сколько с меня?
— Всего-с двадцать пять рублей-с.
— Ну, вы и душегуб!
— Не извольте-с беспокоится. Цена, умеренная-с. Скажите спасибо, что остались ещё добрые люди. В Питере, слышал, по сорок бывало продавали.
— Дайте же скорее! — дрожащей рукой протянул три казначейский билета достоинством в десять рублей.
— Извольте-с получить сдачу-с, — протянул пятёрку незнакомец.
В Киев ехал прямым поездом. Но, ещё полгода назад, покупал до Москвы и обратно в Санкт-Петербург по шестнадцать целковых.
Подошёл к вагону задолго до посадки. Не верил себе, что удастся добраться до самого Питера в более-менее комфортных условиях. На удивление проводник уже открывал дверь.
Подошёл, протянув билет. Боялся; окажется поддельным. Хотя, как не рассматривал его, видел — сработан на славу.
— Пятое купе. Десятое место. Проходите пожалуйста, — последовал ответ.
Зашёл в тёплый вагон.
Нет, всё же ещё не коснулся развал поездов. И, несмотря на то, что переплатил за билет был счастлив ещё хотя бы один раз, напоследок ощутить себя человеком.
Не понимал, как этот маленький, лысый мужичонка, будто рабочий прикрывающий голову кепкой, называющий себя Лениным, сумел сосредоточить всю власть в своих руках. Ещё 4, вернувшись в Россию не мог видеть своей решающей роли в деле революции. Партия большевиков, и тем более Ленин, не имели такой всеобщей поддержки, что чуть позже, но, так стремительно, в течении четырёх месяцев образовалась вокруг. Слишком рано вернулся в страну из политэмиграции.