— У себя в каюте, — ответил лейтенант Карпов аккуратно погасив свою сигарету в хрустальной пепельнице.
— Пойду доложу о своём прибытие. Смотрю обстановка у вас так себе, мягко говоря.
Не получив ответа, отправился в сторону капитанской каюты.
По дороге встретилось двое матросов, о чём-то беседовавших в узком коридоре, завидя его прижавшихся к стенкам, но не отдавшими чести.
По мере его приближения, один из них, зыркнув в глаза своему товарищу, всё же не выдержав приложил руку к бескозырке вместе с дымящимся «бычком». Второй только было начал поднимать, но, тут же опустил, нахально глядя прямо в глаза штаб-офицеру.
— Фамилия!? — обратился к нему, встретившись взглядом.
Стояли молча, не моргая; матрос 1-ой статьи смотрел с ненавистью, кавторанг с презрением.
— Филин, — развязно, не добавляя своего звания, ответил низший чин.
Спиной чувствовал, как подпирает сзади второй, тот, что был потрусливее. Страх ледяной волной накатил на него. Но, знал; как и в бою не упадёт лицом в грязь. Медленно поворачиваясь назад, придав холода, переводил свой взгляд на второго, выговаривал каждое слово:
— Ваше поведение заслуживает наказания. Кое последует в ближайшее время.
С чувством страха, словно побитая собака матрос опустил глаза. Рука поползла к бескозырке.
Дождавшись, пока она всё же коснётся краешка головного убора матроса, продолжая смотреть в понуренный лоб, уже не видя перед собой человека, ответив лёгким касанием фуражки, опустил руку. Затем резко развернувшись в тесноте коридора, продолжил своё движение.
Заметил, левая рука его была сжата в кулак. Пот проступил на лбу.
Постучал в дверь каюты.
— Войдите. Открыто, — послышался быстрый ответ.
Удивившись открытой двери, взялся за ручку. Легко поддалась.
— Господин каперанг. По вашему приказанию прибыл из увольнения, — обратил внимание, в руках капитана револьвер.
— А, ба-а-арон! Прибыли! Как дорога? — усталой, явно деланной улыбкой сдерживал радость от его прибытия Вильков.
— Слава Богу. Без проблем.
— Присаживайтесь, — положил оружие на стол.
Присел рядом с каперангом.
— Ситуация тяжёлая. Надо спасать флот. Матросы заподозрили офицеров в предательстве. Считают, мы желаем остаться в Гельсингфорсе. Рвутся обратно в Кронштадт, — налил себе коньяку, вопросительно, будучи немногословен, посмотрел на Алекса. Тот ответил:
— Благодарю.
Налил ему.
— Нус, за мирное решение вопроса.
Выпили
— Спиридон Иванович, я не понимаю почему мы должны прислушиваться к их мнению.
— Потому милый мой друг, что наша с вами жизнь держится на волоске. Пережив февраль 17-го, вряд ли сможем остаться в живых после повторения подобного. Как же вы сами этого не видите!? И у нас нет выхода, — с этими словами налил ещё коньяку.
— Но, ведь, насколько я знаю, у вас нет никакого приказа покидать Гельсингфорс? Безусловно, понимаю; скоро последует. Из газет в курсе, что после вывода нашей эскадры из Ревеля, немец продолжил наступление. Их флот прибыл на Аландские острова, с целью использовать, как свою военно-морскую базу, для дальнейшей интервенции Финляндии. Третьего апреля на полуострове Ханко высадилась немецкая Балтийская дивизия, насчитывающая 12 тысяч бойцов, а седьмого в районе Ловиисы отряд полковника Бранденштейна, что составил около 3000 штыков и 12 орудий.
— Да. Это так. Пятого апреля делегация, направленная Щастным, подписала в Ханко с германским контр-адмиралом Мойрером соглашение о невмешательстве русского флота в боевые действия в Финляндии, — словно поставив точку, выпил.
За ним, так же молча выпил и Алекс.
— Не собираюсь ничего обсуждать с командой, — констатировал каперанг.
В этот момент грубо постучали в дверь.
— Открыто, — схватился за пистолет.
Вошло трое матросов. Один из них 2-ой статьи. Снаружи оставалось ещё несколько. Теперь в каюте стало нестерпимо тесно. И, несмотря на отворённый иллюминатор, душно пахнуло мужскими телами. Каперанг демонстративно приоткрыл шире, до предела, как только позволяли петли.
— Революционный комитет корабля постановил, сдать командование и покинуть Гельсингфорс немедленно, без промедления. Крейсер необходим революции, — без вступления, прямо заявил матрос. Явно один из самых главных зачинщиков бунта, иначе это никак невозможно было назвать.
— Кто таков? Доложите о прибытие, — приказал кавторанг.
— Председатель революционного комитета крейсера, матрос 2-ой статьи Галанов, — выдавил из себя то, что был рад сообщить, при этом не отдав чести, и не спросив разрешения на дальнейший доклад.