Возникла короткая пауза. Девушка отметила, как напряглась спина мамы. А затем раздался крик – мама выронила из рук фарфоровый чайничек, заполненный кипятком. Надя, забыв о том, что только что так хотела знать, бросилась маме на помощь.
По лицу той текли слезы. Стоя на коленях и закрыв лицо передником, женщина плакала навзрыд. Надя попыталась успокоить маму, уверяя, что ничего страшного не случилось. Однако потом сообразила, что мама плачет вовсе не по этой причине.
– Что здесь у вас произошло? – послышался из коридора голос отца, вернувшегося с дачи. Он прошел из коридора на кухню и нахмурился. – Верусь, Надя, что случилось? Чайник уронила? Надеюсь, не обожглась и не поранилась? Так чего слезы-то из-за ерунды, по разбитой посуде лить?
Мама, оторвав от лица передник, подняла на отца заплаканные глаза и прошептала странным тоном:
– Алеша, она все знает!
Отец почесал затылок и спросил изменившимся голосом:
– Верусь, что ты имеешь в виду? Кто и что знает?
Мама с трудом поднялась с пола, оперлась о кухонный стол и выдохнула:
– Надя все знает о Насте. Она меня только что о ней спросила. Господи, я ведь так надеялась, что эта история никогда не всплывет. Ведь прошло уже больше двадцати пяти лет!
Отец, чье лицо помрачнело и налилось кровью, быстро произнес:
– Вера, молчи! Ты что-нибудь ей рассказывала?
Надя, не понимая, что имеют в виду родители, спросила:
– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? Я хочу выяснить, почему вы утаили от меня, что у меня имелась… имелась старшая сестра по имени Настя!
Родители в ужасе воззрились друг на друга. Рука мамы, вцепившаяся в кухонный стол, побелела, а на шее отца вдруг запульсировала артерия.
– Ты что, копалась в документах? В семейных альбомах? – спросил подозрительно спокойным тоном она (Надя знала – если отец говорит так, надо ждать настоящей бури). – Надежда, я тебя спрашиваю!
– Алексей, оставь ее в покое! – воскликнула мама. – Я же с самого начала тебя предупреждала, что рано или поздно все вскроется! Надо было Надю ввести в курс дела, когда она еще ребенком была, а мы все скрывали, скрывали… Утаивали и утаивали…
– Вера! – крикнул отец таким страшным голосом, что Надя перепугалась – таким она отца еще никогда не видела. – Замолчи, глупая женщина! Мы все сделали правильно. Потому что… потому что… То, что было, прошло, и нам надо было смотреть в будущее! У нас появилась надежда – наша Надя!
– Папа, мама, прошу вас, не ссорьтесь! – сказала девушка примирительным тоном. – И не говорите загадками! Потому что мне ничего ровным счетом не известно! Понимаю, у вас, видимо, были причины не говорить мне всю правду, и я вас за это не осуждаю. Я только хочу понять! Весть о том, что у меня имелась старшая сестра, ошеломила меня! В Интернете появилось сообщение, что… что в Заволжске снова произошло убийство. Как и тогда… как тогда, когда дядя Крюк убил… убил Настю…
Отец вздрогнул, как будто ему залепили пощечину. Его лицо, и без того уже багровое, сделалось лиловым.
– Надежда, не смей произносить имя этой погани в моем доме! Монстр сдох! Ты понимаешь, сдох! Я сам присутствовал… на берегу Волги… с канистрой в руке…
Его голос дрогнул и перешел в невнятное бормотание. А затем отец повалился на пол. Надя и мама бросились к нему.
Приехавшие парамедики констатировали инфаркт миокарда. Отца отправили в Склиф. Надя порывалась поехать вместе с ним, но мама настояла на том, чтобы дочка осталась в квартире, и сама вызвалась сопровождать супруга.
Надя не находила себе места. У отца случился инфаркт, причем виновата была она сама! Если бы она не задавала дурацких вопросов, если бы не огорошила его вестью, что узнала о старшей сестре Насте…
И все же Надежда никак не могла забыть о том, что ей стало известно. Оказывается, у нее имелась старшая сестра. Которой сейчас было бы за сорок. В детстве она часто удивлялась тому, что у друзей и одноклассников родители молодые, а вот ее папа с мамой по сравнению с ними уже пожилые. Мама объяснила ей как-то, что они с отцом поздно поженились. Но спустя несколько лет Надя случайно обнаружила их свидетельство о браке. И выяснила: свадьба их состоялась в далеком шестьдесят шестом. А она появилась на свет двадцать один год спустя! И только сейчас Надя припомнила: когда она задала невинный вопрос маме, почему родители так долго не заводили детей, та перепугалась и быстро сменила тему. Тот разговор как-то забылся, да и Надежда считала некорректным выпытывать ответы на подобные вопросы у собственных родителей. В конце концов, кто постановил, что надо рожать ребенка в восемнадцать лет, только выскочив замуж, а не спустя пять, десять или даже пятнадцать лет, встав на ноги, сделав карьеру и обзаведясь собственным домом?
Надя несколько раз набирала номер мамы, беспокоясь за состояние отца, но та на телефонные звонки не отвечала – ее мобильный был отключен. Чувствуя, что не находит себе места от терзавшего ее волнения и к тому же внезапно обуявшего ее любопытства, девушка прошла в комнату родителей, распахнула дверцу секретера и извлекла пачку документов.
Наверное, у отца с мамой были весомые причины не говорить дочери правду. Во всяком случае, так считали родители. Но раз уж теперь ей все стало известно, она имеет право узнать, что именно тогда случилось!
Девушка принялась просматривать старые документы. Нашла фотоальбомы – и обнаружила, что все они начинаются со снимков, на которых запечатлена сама Надя еще младенцем.
Однако на дне платяного шкафа девушка обнаружила фотоальбом, в котором не было ни единой фотографии. Только почерком мамы выцветшие подписи на блеклых картонных листах, под отсутствующими снимками. «Настя и папа на рыбалке». «Мы всей семьей на пикнике». «Воскресное путешествие за Волгу – папа, мама и дочка». «Последний звонок нашей дорогой Настюши».
Настюша! Наша дорогая Настюша!
Надежда закусила губу. Нет, не то чтобы она ревновала родителей к своей сестре, которая… которая стала жертвой серийного убийцы. Однако ей было непонятно, отчего родители скрывали это от нее. Только ли по той причине, что Настю постигла столь ужасная судьба? Или…
В прихожей послышался шум отворяемой входной двери. Надя обвела взором ворох бумаг, лежавших на ковре, на софе и столешнице, и поспешно захлопнула фотоальбом, который держала в руках. Однако было поздно, слишком поздно скрывать следы ее… преступления. Да и не хотелось делать вид, будто ее не интересует та старая история. Она имела право знать – знать всю правду, какой бы страшной и горькой та ни была!
Мама вошла в зал – вид у нее был измученный и уставший. Настя бросилась к ней и усадила в кресло. Затем помчалась на кухню и приготовила мятный чай. Вернувшись с подносом, на котором возвышалась дымящаяся чашка с ароматным напитком, заметила маму, сидевшую на софе и переворачивавшую страницы альбома, в котором не было ни одной фотографии.
– Да, да, наш воскресный поход за Волгу… – произнесла та мечтательно, словно с кем-то беседуя. – Дочка, это было так замечательно! Помнишь, ты еще тогда чуть на змею не наступила… Сначала испугалась, а потом дико хохотала, когда папа, коривший тебя за трусость, сам испугался шороха в траве…
Надя осторожно поставила поднос на столик, сообразив, что мама беседует с дочкой – но не с ней, а со своей старшей, Настей. Девушка опустилась на софу рядом с мамой и тихо спросила:
– А какой она была?
Мама, словно выйдя из транса от звука ее голоса, захлопнула альбом и бодрым голосом сказала:
– А, Наденька… Заварила мне мятного чая? Какая же ты у нас молодец! С папой все в порядке, но ему придется провести неделю-другую в больнице. Однако врачи уверяют, что он поправится. Ах, как вкусно!
Она отхлебнула чая из чашки и принялась щебетать о том, что надо завтра отнести отцу в больницу. Все это выглядело как-то фальшиво и неубедительно. Поэтому Надя повторила свой вопрос:
– Мама, я не осуждаю тебя и папу за то, что вы скрывали от меня часть своей жизни. Наверняка у вас имелись причины. Однако теперь, когда все вскрылось, я имею право услышать правду. У меня имелась старшая сестра, и я хотела бы знать, какой она была…