Уснул он в час ночи, не раздеваясь и не закрыв ни окон, ни дверей.
В два часа ночи к его комнате вернулись нахальные китайские орки. Орки посовещались меж собой и потихоньку притащили в Мишкину комнату стол, два стула и черно-белый телевизор, задняя крышка которого была приклеена к корпусу жевательной резинкой. Орки изо всех сил хотели подружиться с представителем власти.
Еще через полчаса, получив информацию от дежурной Анфисы Петровны, в Мишкину комнату пришли три самых веселых и разбитных жительниц общаги, известных вольностью нравов и колоритными прозвищами — Шиза, Фаза и Катастрофа. Полюбовавшись на спящего лейтенанта, девушки умилились его молодости и невинности, растрогались и пошли к себе в комнату пить портвейн да грустить о своей невеселой женской доле.
А в четыре часа ночи в комнату к Мишке проник вампир по фамилии Протыкайло. Вампир достал из кармана опасную бритву, подкрался к изголовью постели, надрезал себе руку, смазал своей кровью Мишке подбородок, потом изобразил на своей собственной шее следы укуса и отправился обратно в свою компанию хвастаться тем, что его покусал милиционер. И он — со временем, конечно! — тоже может стать милиционером.
Четверг. Неделя первая
Утро, возвещая начало нового дня, настойчиво постучалось по подоконнику Мишкиной комнаты каплями дождя. Проснувшись, Мишка подошел к окну, постоял, наслаждаясь свежестью и прохладой, и лишь потом обнаружил изменения в интерьере своей комнаты. Впрочем, ни удивляться, ни выяснять координаты лиц, облагодетельствовавших его новой мебелью и старым телевизором, времени уже не было. Переодевая рубашку, Мишка, правда, внимательно оглядел подарки. Стол показался ему похожим на боевого коня, крепко упершегося в пол четырьмя копытами. Стулья же более походили на суворовских ветеранов — старые и обшарпанные, но бравые и готовые стойко нести службу хоть до скончания века. Экспериментировать с телевизором Мишка не рискнул, оставив столь ответственное мероприятие на вечер.
Приведя себя в порядок, Мишка резво сбежал на первый этаж, где еще вечером краем глаза он видел вывеску столовой, украшенную табличкой «Закрыто». К его неудовольствию, табличка по-прежнему висела на месте и лишь слегка покосилась, отчего более всего напоминала издевательскую улыбку. Мишка принюхался к запахам, доносящимся из-за двери, сглотнул слюну и побежал на работу.
Погода, как ни крути, женщина, и настроение у нее переменчивое. Мишка дошел до остановки, сел в автобус и проехал большую часть пути до отдела, как тучи вдруг рассеялись, а солнце засияло так, что надетый на Мишку форменный плащ сделался неуместным, словно ласты в пустыне. Мишке не оставалось ничего иного, как снять плащ и набросить на руку.
Открыв уже знакомую дверь кабинета начальника, Мишка оторопело замер на пороге. Все стулья и диван в кабинете оккупировала разномастная и разноплеменная толпа сотрудников следствия, и даже на подоконнике разместилась парочка оборотней, дружелюбно порыкивающих друг на друга.
Собравшиеся увлеченно переговаривались между собой, не забывая с любопытством поглядывать в Мишкину сторону. Поскольку единственным свободным местом в кабинете оставался стул начальника, Мишка скромно прислонился к стенке в самом углу кабинета.
Минуту спустя в кабинет вошел Шаманский и гул немедля стих. Последующие десять минут начальник следствия, прибегая к многочисленным эвфемизмам, гиперболам и поэтическим аллегориям, задавал подчиненным один и тот же вопрос: «И когда же вы, охламоны, наконец-то прекратите валять дурака и начнете работать?» Охламоны дружно возражали в том смысле, что «Да мы-то трудимся, рук-ног-голов и живота своего не покладая. Вот только Родина в лице обожаемого начальства этого не видит, не ценит и зарплатой регулярно обижает». Закончив разбор полетов, Шаманский жестом пригласил Мишку выйти к столу.
— Представляю всем нашего нового сотрудника — Канашенков Михаил. Прошу любить и жаловать.
— Любить — это мы завсегда пожалуйста. — Гном, вольготно раскинувшийся на стуле прямо напротив Мишки, томно облизнул губы. — Он молоденький, симпатичный, ох и залюблю же я его…
Мишка испуганно вжал голову в плечи, представляя себе жуткую картины любви с гномом.
— Регинлейв Гримсдоттировна! Ты сначала дело по Опанасенко в суд направь, а потом уже эротическим фантазиям предавайся! Так! Прения окончены. А теперь за работу, обленившиеся вы мои, за работу! Витиш и Канашенков, останьтесь.