— Я не знаю! — вскричал он. — Первую часть я увидел во сне. Она была такая необычная и ужасная, что я не смог удержаться и записал её, а потом выдал за свою… Но я даже подумать не могу о продолжении!
— Как же ты хотел поступить, дойдя до этого места?
— Придумать конец, разумеется! — ответил Фриц. — Я и прежде так поступал. Я часто так делаю. Люблю рисковать, понимаешь? Начинаю рассказывать историю, не имея понятия, что случится в конце, и, добравшись до него, на ходу выдумываю финал. Иногда получается даже лучше, чем когда история написана от начала до конца. Я был уверен, что и с этой справлюсь. Но когда дверь открылась и вошёл старик, меня охватила паника… О, лучше бы я её не начинал! Никогда больше не стану сочинять истории!
— И всё-таки ты должен рассказать окончание этой истории, — настаивала Гретель, — иначе случится что-нибудь ужасное. Ты должен это сделать.
— Я не могу!
— Ты должен!
— Я не сумею.
— Тебе придётся это сделать!
— Это невозможно, — метался Фриц. — Я больше не могу ею управлять. Я завёл её, как часы, она пошла и должна закончиться сама собой. Я умываю руки. Я уезжаю!
— Ты не можешь уехать! Куда ты собрался?
— Всё равно куда! Берлин, Вена, Прага — чем дальше, тем лучше!
Он налил себе ещё стакан сливовицы и проглотил её одним махом.
Гретель тяжело вздохнула и пошла прочь.
Пока девочка нащупывала тёмные ступени на постоялом дворе, где жил Фриц, Карл вернулся в таверну. Он отнёс маленького Флориана на часовую башню и привязал его к раме, не обращая внимания на слабое сопротивление принца и музыкальные мольбы о милосердии. Когда настанет утро, бесподобное творение Карла должно быть выставлено на всеобщее обозрение. И все станут поздравлять Карла, герр Рингельманн вручит ему свидетельство о получении профессии, и его примут в кружок часовых дел мастеров. А потом он вместе с сэром Айронсоулом уедет из города в большой мир и будет следовать своим путем, на котором его ожидают власть и богатство!
Но когда он открыл дверь таверны, чтобы забрать маленького рыцаря и спрятать его у себя в комнате, его сковал ужас. Он застыл на пороге, боясь и не имея воли войти. И снова он не обратил внимания на кошку Путци, которая спрыгнула с окна, увидев открытую дверь. Не стоит быть суеверными по отношению к кошкам, но они наши друзья, и их нельзя не замечать. Было бы лучше, если бы Карл вежливо позволил старой кошке потереться головой о его пальцы, но Карл был слишком заведён, чтобы помнить о вежливости. Поэтому он не заметил, как кошка за ним по пятам пробралась в дом.
Наконец Карл собрался с духом и вошёл. Как тихо было в таверне! И как веяло злом от фигуры под холстиной! А кончик его меча — как ужасно он остёр! Так остёр, что уже проколол холст и поблёскивает в свете лампы…
Угли, догоравшие в печи, бросали неяркий алый отблеск на пол, что заставило Карла нервно вздрогнуть. Красный отсвет навёл его на мысль о вечном пламени преисподней и чёрте. Он даже вспотел и вытер лоб.
Тут высокие напольные часы, что стояли в углу, зажужжали и заскрипели, готовясь пробить час. Карл подскочил, словно его застали на месте преступления, но потом расслабился и прислонился к столу, слушая оглушительные удары собственного сердца.
— Я этого не вынесу! — произнёс он. — Ведь я не сделал ничего дурного! Тогда почему я так встревожен? Чего мне бояться?
Услышав его слова, кошка Путци решила, что наконец появился тот, кто даст ей немного молока, если его хорошенько попросить. Поэтому кошка вспрыгнула на стол и потёрлась о руку Карла.
Почувствовав её прикосновение, Карл в испуге обернулся и увидел чёрную кошку, возникшую из ниоткуда. Естественно, это стало последней каплей для взбудораженного молодого человека. Он отскочил от стола с криком ужаса:
— Ой! Что за дьявол?..
Он тут же зажал себе рот руками, словно хотел запихнуть слова обратно. Но было слишком поздно. Металлическая фигура в углу комнаты пришла в движение. Холстина сползла на пол, сэр Айронсоул поднял меч ещё выше и повернул свой шлем, пока не обнаружил съёжившегося от страха Карла.
— Нет! Нет! Остановись… подожди… песенка… Дай мне насвистеть песенку…
Но во рту у него пересохло. Обезумев от страха, он пытался облизнуть губы сухим языком. Бесполезно! Он не смог выдавить из себя ни звука. Маленький рыцарь с острым мечом подступал всё ближе и ближе, а Карл пятился, силясь насвистеть, напеть мелодию, но единственное, что у него вырвалось, — крик и рыдание, а рыцарь был уже совсем близко.