О'Коннор Фрэнк
Часовой
Фрэнк О'Коннор
Часовой
Перевод Н. Рахмановой
Отцу Мак-Энерни все с большим трудом удавалось удерживать сестру Маргарет на грани взрыва. Она чувствовала себя одинокой, спору нет, но ему и самому было одиноко. Ему нравился его маленький приход, соседствовавший с большим военным лагерем под Солсбери; нравилась эта местность и ее жители и нравился его уютный огородик, несмотря на то, что огород по два раза на неделе подвергался набегам солдат. Но ему страшно не хватало соотечественников. Если не считать экономки и ; двух-трех рядовых из лагеря, единственными, с кем он мог поговорить, были три ирландские монахини из монастыря, потому-то он и захаживал туда так часто - поужинать и прочесть вечернюю молитву в монастырском саду, Но теперь и тут покою его угрожал необузданный брав сестры Маргарет. Беда, конечног в том, что прежде, до войны, отцы, матери, сестры и братья, а также разные тетушки и прочие родственники наезжали иногда в монастырь или проводили по нескольку дней в местной гостинице. И каждую неделю из дому приходили длинные красочные письма, рассказывающие монахиням, путем каких политических интриг Падди Данфи устроился на место ветеринарного инспектора в районе Бенлики. Нынче же из Ирландии давным-давно никто не приезжал, а письма с родины просматривались по обе стороны канала любопытными девицами, охочими до сплетен, так что постепенно всякую откровенность будто парализовало.
Больше всех пострадала сестра Маргарет, потому что в дублинской цензуре сидела девица из одного с ней города - по словам сестры Маргарет, сплетница, каких свет не видывал. Естественно, она всячески старалась досадить тем монахиням, что жили в Англии.
- Ох, отец Майкл, - со вздохом выговорила сестра Маргарет, когда однажды вечером они гуляли по саду. - Боюсь, что я совершила большую ошибку. Чудовищную ошибку! Уж не знаю, в чем тут дело, только, по-моему, в англичанах ничего нет человеческого.
- Нет, почему, я бы не сказал, - запротестовал отец Мак-Энерни своим басистым, глухим голосом. - У них свои повадки, а у нас свои, и, если бы мы получше друг друга изучили, мы бы и ладили лучше.
И, чтобы пояснить свои слова, он рассказал ей историю про старого Дена Мёрфи, священника из Типперэри, всю жизнь положившего на миссионерскую деятельность, и про английского епископа. Епископ был человек славный, порядочный, но совершенно не разбирался в чувствах подчиненных ему ирландских священников. Как-то вечером к отцу Мак-Энерни зашел отец Ден. Он был в ужасном состоянии. Только что он получил от епископа ужасное письмо. Такое ужасное, что он даже показать его не может. Ему остается тотчас же ехать к себе домой, на родину. Нет, дело не в том, что написал епископ, а как написал. Наконец, когда отец Мак-Энерни нажал на него посильнее, он сдался и шепотом поведал, что письмо епископа начинается словами: "Любезный Мёрфи..." "Как будто работнику с фермы пишет, отец мой".
Рассказывая это, отец Мак-Энерни засмеялся, но сестре Маргарет было совсем не до смеха. Она зажала рот ладонью и вытаращила на священника глаза.
- Нет, отец Майкл, не может быть! - произнесла она оскорбленным тоном.
Видя, что она заблуждается точно так же, как отец Ден, отец Мак-Энерни попытался разъяснить и ей тоже, что англичане так обращаются ко всем, кроме самых близких друзей. Уж так у них принято.
- Нет, слишком вы доверчивы, отец Майкл, - с негодованием запротестовала сестра Маргарет. - Принято, скажите на милость! "Любезный Мёрфи"? Каково?!
Я вам удивляюсь! Разве так пишут священнику? С чего вдруг их народ будет уважать религию, если они сами ее не уважают? Нет, как это все-таки похоже на англичан! Так и норовят всех запугивать, всеми командовать...
Вот они у меня уже где! "Любезный Мёрфи"! Прямо не анаю, как их люди терпят.
Сестра Маргарет была его лучшим другом в общине, и он знал - остальные монахини очень надеются на него и ждут, чтобы он ее обуздал и они смогли иметь с нею дело, и для него было истинным горем видеть ее в таком озлобленном состоянии.
- Ну полно, полно, - сказал он укоризненно. - Ладят же с ними сестра Тереза и сестра Бонавентура.
- Наверное, нехорошо так говорить, - сказала она тихо и задумчиво, Но, пусть простит мне господь бог, я не могу смолчать. Мне сдается, что сестра Тереза и сестра Бонавентура - притворщицы.
- Зачем же так? Вы к ним несправедливы, - с серьезным видом укорил он ее.
- При чем тут справедливость?! Притворщицы они, и вы сами это знаете. И подлизы, отец мой, подлизы!
Подслуживаются к английским монахиням, не переставая. Любые насмешки и дерзости от них сносят.
Никакого у них нету самоуважения. Только диву даешься.
- Всем нам многое приходится сносить во спасение ближнего.
- Да какое там спасение, отец мой, - она упрямо выставила вперед свой тяжелый, как у всех уроженцев Керри, подбородок. - Трусливые душонки, вот как я это называю. А этим англичанам все чтоб было, как они хотят!
С какой это стати? То же и с религией - ведут себя так, будто весь мир принадлежит им. Меня ругают предательницей, якобы я за немцев, а я спрашиваю: "А что вы такого сделали, чтобы я думала иначе?" Мы, видишь ли, были дикарями, а они явились и сделали нас культурными!